Уловка-22

Нейтли начисто сошел с ума. Он хотел, чтобы все они немедленно влюбились и женились. Данбэр может жениться на девке Орра, а Йоссариан мог бы влюбиться в сестру Даккит или в кого угодно. После войны все они могли бы работать у его отца и воспитывать детей в одном и том же провинциальном учебном заведении. Мысленно Нейтли видел все это с предельной четкостью. Любовь превратила его в романтически настроенного идиота. Когда друзья отвели его обратно в спальню, он начал пререкаться со своей пассией по поводу капитана Блэка. Она согласилась никогда больше не спать с капитаном Блэком и не давать ему нейтлевых денег, но отказалась поступиться своей дружбой с беспутным старикашкой, который с таким оскорбительно‑насмешливым видом наблюдал за бурным романом Нейтли и наотрез отказывался признать, что Конгресс США — величайший в мире совещательный орган.

— Отныне, — твердым голосом приказал Нейтли своей девице, — я категорически запрещаю тебе даже разговаривать с этим отвратительным стариком.

— Опять за старика взялся! — Девица чуть не плакала. — Почему?

— Потому что ему не нравится палата представителей.

— Боже мой! Что с тобой произошло? — воскликнула девица, запустив обе пятерни в свои каштановые локоны.

Но когда Нейтли уезжал, она очень по нему скучала и пришла в ярость оттого, что Йоссариан изо всех сил дал Нейтли по физиономии и ее друг оказался в госпитале со сломанным носом.

34. День благодарения

В том, что Йоссариан двинул Нейтли по носу в День благодарения, был целиком виноват сержант Найт. Случилось это после того, как вся эскадрилья почтительно поблагодарила Милоу за фантастически обильную трапезу Офицеры и сержантско‑рядовой состав обжирались полдня. С безграничной щедростью Милоу раздавал каждому желающему непочатые бутылки виски, и еще до наступления темноты повсюду белели меловые лица упившихся молодых солдат — они валялись как трупы на каждом шагу. В нос шибало винным перегаром. А многие еще продолжали возлияния, и буйное веселье не прекращалось. Грубая, необузданная вакханалия шумно разлилась по базе, через лес докатилась до офицерского клуба, захлестнула госпиталь и расположение зенитных батарей. В эскадрилье начались драки, а один раз дело дошло до поножовщины.

В палатке разведотдела капрал Колодный, балуясь пистолетом, прострелил себе ногу. Ему тут же намазали марганцовкой десны и пальцы ног, сунули в санитарную машину, и, пока машина мчалась в госпиталь, капрал лежал на спине, а из его раны хлестала кровь. Люди с порезанными пальцами, разбитой головой, с желудочными коликами и переломанными ногами с покаянным видом ковыляли к санчасти, где Гас и Уэс мазали им десны и пальцы ног марганцовкой и выдавали таблетки слабительного, которые пациенты немедленно швыряли в кусты.

Веселый праздник затянулся далеко за полночь, ночная тишь то и дело нарушалась дикими, ликующими воплями, натужным кряхтеньем блюющих, стонами, смехом, угрозами, руганью и звоном разбиваемых о камни бутылок. Издалека доносились похабные песни. В общем, гульба была похлеще, чем в новогоднюю ночь.

Боясь, как бы чего не вышло, Йоссариан на всякий случай лег спать пораньше, и вскоре ему приснилось, будто он несется очертя голову вниз по бесконечной деревянной лестнице, выбивая каблуками громкую дробь. Тут он на мгновение проснулся и сообразил, что кто‑то стреляет в него из пулемета. Первой его мыслью было, что Милоу снова атакует эскадрилью. Йоссариан скатился с койки на пол и, беззвучно молясь, лежал трепещущим комком. К горлу подступали рыдания. Сердце стучало, как паровой молот. Однако гула самолетов не было слышно. Издалека доносился пьяный счастливый смех. «С Новым годом, с Новым годом!» — знакомый, торжествующий голос злорадно кричал откуда‑то сверху в перерывах между короткими, злыми пулеметными очередями. Йоссариан понял, что какой‑то шкодник пробрался к пулеметным позициям: Милоу оборудовал их в горах после своего налета на эскадрилью, заботливо обложил мешками с песком и укомплектовал надежными людьми…

Гнев и ненависть охватили Йоссариана, когда он понял, что стал жертвой бессовестной шутки. Его не просто разбудили, но превратили в запуганного, скулящего пса. Ему хотелось крушить и убивать. Никогда еще он не был таким злым. Сейчас он был злее, чем когда пытался задушить Макуотта. Пулемет снова дал очередь. Опять раздался крик: «С Новым годом!» — и злорадный смех скатился во тьму с горы, точно там ведьмы справляли шабаш. В тапочках на босу ногу и комбинезоне Йоссариан выскочил из палатки, горя жаждой мести. По дороге он вогнал обойму в рукоятку пистолета, взвел затвор, спустил предохранитель и приготовился к стрельбе. Он услышал, как Нейтли, пытаясь его перехватить, бежит за ним, окликая его по имени.