Он закрыл лицо ладонями, а они, облепив его со всех сторон, в дьявольском исступлении мордовали его, били, колотили и дубасили. Наконец, его трахнули с такой силой, что он кубарем скатился на дно железнодорожной выемки. Там он встал на ноги, вскарабкался по противоположной стороне выемки и пошел, пошатываясь, сопровождаемый улюлюканьем и градом камней, пока не скрылся за углом штабной палатки. Во время потасовки он мечтал лишь об одном — только бы они не сорвали с него темные очки и фальшивые усы. Маскируясь ими, он мог продолжать делать вид, будто он — это не он, а лишись он усов и очков, ему пришлось бы предстать перед всеми в роли побитого, посрамленного и опозоренного начальника. В кабинете он разрыдался, потом, успокоившись, смыл кровь с губ и носа, стер грязь с синяков и царапин на щеках и на лбу и вызвал сержанта Таусера.
— Отныне, — сказал он, — я не желаю никого видеть у себя в кабинете. Ясно?
— Да, сэр, — сказал сержант Таусер. — На меня ваш приказ распространяется?
— Да.
— Понятно. У вас все, сэр?
— Да.
— А что мне говорить тем, кто придет к вам, когда вы будете у себя, в кабинете?
— Говори им, что я здесь, и проси подождать.
— Слушаюсь, сэр. А сколько им надо будет ждать?
— Покуда я не уйду из кабинета.
— И что же мне с ними делать, сэр?
— Меня это не касается.
— Могу я впустить их, сэр, к вам в кабинет, когда вы уйдете?
— Можешь.
— Но ведь вас-то в кабинете уже не будет?
— Не будет.
— Понятно, сэр. У вас все, сэр?
— Да.
— Слушаюсь, сэр.
— Отныне, — сказал майор Майор пожилому ординарцу, который убирал его трейлер, — я не желаю, чтобы вы заходили ко мне и спрашивали, что мне нужно. Ясно?
— Так точно, сэр, — ответил ординарец. — А когда же я могу зайти к вам и спросить, что вам нужно?
— Когда меня нет, тогда и заходите.
— Слушаюсь, сэр. А что я вообще должен делать?
— То, что я прикажу.
— А как же вы мне прикажете, если мне нельзя заходить, пока вы здесь? Или все-таки можно иногда?..
— Нельзя.
— В таком случае, что же мне вообще-то делать?
— Что положено.
— Слушаюсь, сэр.
— У меня все, — сказал майор Майор.
— Слушаюсь, сэр, — сказал ординарец. — У вас все, сэр?
— Нет, — сказал майор Майор. — Не все. Не смейте заходить в трейлер, если не уверены, что я ушел.
— Слушаюсь, сэр. Но как же я могу удостовериться?
— Если не уверены, вообразите, что я в трейлере, и убирайтесь прочь, пока у вас не появится твердая уверенность, что я ушел. Ясно?
— Да, сэр.
— Мне жаль, что я вынужден говорить с вами в таком тоне, но ничего не поделаешь. До свидания.
— До свидания, сэр.
— И спасибо, за все спасибо.
— Слушаюсь, сэр…
— Отныне. — сказал майор Майор Милоу Миндербиндеру, — я не намерен ходить в столовую. Еду доставляйте мне в трейлер.
— Прекрасная идея, сэр! — ответил Милоу. — Наконец-то я смогу готовить для вас специальное блюдо, и ни одна собака об этом знать не будет. Пальчики оближете, вот увидите, сэр. Полковник Кэткарт говорит, что это — сущее объедение.
— Мне не нужны специальные блюда. Что другим, то и мне. В точности. Тот, кто будет носить еду, пусть ставит поднос на ступеньку и стукнет один раз в дверь трейлера. Ясно?
— Так точно, сэр, — сказал Милоу. — Очень даже ясно. Я припрятал пяток живых омаров и сегодня же вечером могу подать их вам с чудесным салатом рокфор и двумя свежайшими пирожными эклер. Все это лишь вчера вывезли контрабандой из Парижа вместе с одним крупным французским подпольщиком. Ну как, подойдет такое меню для начала?
— Нет.
— Слушаюсь, сэр. Я вас понял.
В тот же вечер Милоу прислал ему вареного омара с великолепным салатом рокфор и два эклера. Майор Майор заколебался. Если он отошлет ужин обратно, все выбросят на помойку или скормят кому-нибудь другому, а майор Майор питал слабость к вареным омарам. Он съел ужин, чувствуя себя глубоко виноватым. На следующий день ему подали на второй завтрак черепаховый суп и кварту перно урожая 1937 года. И то и другое майор Майор проглотил без долгих размышлений.
Оставалось еще придумать способ, как проникать в кабинет, не попадаясь на глаза писарям, сидевшим в той же палатке за пологом. И способ был найден: Майор Майор научился влезать и вылезать через запыленное окошко кабинета. Окошко были достаточно велико, расположено низко, легко отстегивались и — прыгай себе туда и обратно.
Когда майору Майору нужно были добраться от штаба до трейлера, он проворно заворачивал за угол палатки, высматривал, свободен ли путь, прыгал в железнодорожную выемку и несся вперед, не поднимая головы, пока не оказывался под спасительным покровом леса. В том месте, где железнодорожная выемка ближе всего подходила к трейлеру, майор вылезал и стремглав бросался к своему дому через густой подлесок.
Единственной живой душой, которая ему однажды повстречалась в подлеске, был капитан Флюм. С искаженным лицом, страшный, как привидение, капитан Флюм напугал его до полусмерти, когда в сумерках вылез без предупреждения из ежевичных зарослей и пожаловался майору Майору, что Вождь Белый Овес грозится перерезать ему, капитану Флюму, горло от уха до уха.