Уловка «Прометея»

– Экая, однако, дерзость – использовать американский военный самолет для операции в чужом воздушном пространстве.

– Ничего особенного. Если, конечно, ты не принял всерьез измышления Гарри Данне насчет того, что наша контора по самой природе своей – этакий медведь-шатун, изгой мира спецслужб.

– Вы утверждаете, что это неправда?

– Я ничего не утверждаю, Ник.

– Вы уже признали, что вы русский. Геннадий Розовский, уроженец Владивостока. Лучшие специалисты ГРУ готовили вас к работе долговременного агента внедрения – учили вас английскому языку, реалиям американской культуры, американскому образу жизни, верно? Вы – шахматное чудо. Юрий Тарнапольский проверил все эти сведения, и все подтвердилось. Вы еще в ранней молодости заработали своеобразную репутацию – некоторые звали вас Волшебником.

– Ты мне льстишь.

Брайсон взглянул на своего бывшего наставника. Тот вытянул ноги и заложил руки за голову. Уоллер – он оставался таким же, каким его знал Брайсон (если, конечно, предположить, что Брайсон его хоть сколько-то знал), – похоже, не испытывал ни малейшего неудобства.

– Где-то в глубине души, – продолжал Уоллер, – я всегда знал, что теоретически это вероятно – что когда-то мое досье работника ГРУ просочится наружу из сейфов американской разведки. Примерно таким же образом, как наводнение размывает могилу и выносит на всеобщее обозрение давно похороненный труп. Но кто же мог предсказать подобный поворот событий? Никто. Даже мы. Все насмехаются над ЦРУ за то, что они не сумели предсказать внезапный развал Советского Союза, и я не возьмусь защищать церэушников. Но мне всегда казалось, что это нечестно – боже милостивый, ведь даже Горбачев и тот не понял, к чему все катится!

– Вам не кажется, что вы уворачиваетесь от самого главного, незаданного вопроса?

– Ну так почему бы не задать его?

– Вы действительно законсервированный агент ГРУ или нет?

– «Являюсь ли я им или являлся когда-либо», если перефразировать этого шута Маккарти? Являлся. Больше не являюсь. Это достаточно прямо сказано?

– Прямо, но неясно.

– Я сменил сторону.

– И перешли к нам.

– Естественно. Я попал сюда нелегально, но постарался сделать свое пребывание легальным.

– Когда?

– В тысяча девятьсот пятьдесят шестом. Я прибыл в Америку в 1949 году, четырнадцатилетним мальчишкой – эмигрантов тогда было множество, и проверяли их не слишком тщательно. К середине пятидесятых я узрел свет и ограничил свои связи с Москвой. К тому времени я узнал о товарище Сталине достаточно, чтобы мои юношеские мечты о сияющем коммунистическом будущем рассыпались в прах. После Карибского кризиса отнюдь не я один осознал весь идиотизм, всю глупость, всю изначальную слабость ЦРУ. Вот тогда-то мы с Джимом Энглтоном и еще несколькими людьми и создали Директорат.

Брайсон упрямо покачал головой.

– Когда агент ГРУ меняет сторону, это неизбежно влечет за собой определенные последствия. Его руководители в Москве очень сердятся, грозят возмездием и непременно выполняют свои угрозы. Однако вы утверждаете, что десятилетиями скрывали, кому на самом деле принадлежит ваша верность. Знаете, как-то трудновато в это поверить.

– Вполне тебя понимаю. Но ты, похоже, вообразил, что я отослал им письмо о разводе – дескать, вы можете перестать высылать мне чеки, поскольку я теперь работаю на другую сторону? Черт побери, естественно, ничего такого не было. Как ты мог бы догадаться, я принял некоторые меры предосторожности. Мой проверяющий был жадным и не слишком-то осторожным ублюдком. Он любил жить красиво и, потакая своим слабостям, чересчур часто запускал лапу в расходный счет.

– Попросту говоря, он растратил казенные деньги.

– Именно. В те времена этого вполне хватило бы, чтобы загреметь в лагерь или, оказавшись где-нибудь на внутреннем дворе Лубянки, получить пулю в затылок. Используя все, что я знал или делал вид, будто знал, я вынудил этого типа вычеркнуть меня из списков. Я исчез, он остался в живых. Все счастливы.

– Так, значит, история, которую рассказывал Гарри Данне, – не вымысел?

– Не на все сто процентов. Искусная смесь правды, полуправды и отъявленной лжи. Впрочем, такова любая удачная ложь.

– И что же в ней было неправдой?

– А что именно он тебе рассказал?

Сердце Брайсона постепенно начало биться быстрее. Выброс адреналина начал превозмогать воздействие наркотика, все еще текущего в его крови.