Уловка Прометея

Вашингтон, округ Колумбия

Сенатор Джеймс Кэссиди чувствовал на себе взгляды коллег – то скучающие, то настороженные. Он тяжело поднялся, положил руки на хорошо отполированные деревянные перила и заговорил приятным, звучным баритоном:

– На заседаниях палат и комиссий мы – все мы – занимаемся важными делами, обсуждаем нехватку ресурсов и назревающие опасности. Мы говорим о том, как наилучшим образом обойтись с нашими тающими природными ресурсами в эпоху, когда, как может показаться, все продается и все покупается, когда на всем стоит ценник и штрих-код. Ну что ж, сегодня я хочу говорить еще об одной грозящей опасности, еще об одном исчезающем товаре – о самом понятии частной жизни. Тут я прочел высказывание одного знатока Интернета. Он говорит: «Тайны частной жизни больше не существует. Можете о ней забыть». Что ж, вы меня знаете, и знаете, что я не намерен о ней забывать и от нее отказываться. Остановитесь и оглядитесь по сторонам – говорю я вам. Что вы видите? Видеокамеры, сканеры, безразмерные базы данных – вот что определяет теперь понимание человека. Дельцы от маркетинга могут проследить за любой стороной нашей жизни, от первого телефонного звонка, который мы делаем поутру, до того момента, как включенная сигнализация сообщает, что мы ушли из дома, от видеокамер на таможенных постах до кредитных карточек, по которым мы платим за ленч. Присмотритесь, и вы увидите, что каждое наше действие отслеживается и фиксируется так называемыми специалистами по информации. Частные компании обращаются в Федеральное бюро расследования с предложением купить у бюро их архивы, их информацию, как будто информация – это имущество, приватизированное правительством. Это очень тревожная тенденция – рождение прозрачного государства. Общества, живущего под надзором.

Кэссиди обвел присутствующих взглядом и понял, что наступил редкостный момент: он на самом деле завладел вниманием своих коллег. Некоторые из них застыли, словно пригвожденные к месту, некоторые смотрели скептически. Но все они слушали его.

– И я спрашиваю вас: в каком мире вы хотите жить? Я не вижу ни малейших причин надеяться, что наше заветное понятие права на частную жизнь имеет хоть малейшие шансы выстоять в борьбе против тех сил, что ополчились на нее, – против чрезмерно рьяных национальных и межнациональных организаций, занимающихся поддержанием правопорядка, против дельцов от маркетинга, корпораций, страховых компаний, их новообразующихся конгломератов, против миллионов щупалец, опутывающих каждый частный и правительственный концерн. Люди, желающие поддерживать порядок, и люди, желающие выжать из вас каждый пенни, – силы порядка и силы коммерции: это страшный союз, друзья мои! Вот чему противостоит частная жизнь, наша с вами частная жизнь. Это решительное и чудовищно неравное сражение. И я задаю почтенным коллегам, сидящим в этом зале, лишь один простой вопрос: «На чьей вы стороне?»

Глава 9

– Не смотри туда, – тихо приказал Брайсон, продолжая рассматривать толпу через увеличивающий видоискатель. – Не верти головой. Насколько я понимаю, их тут трое.

– На каком расстоянии? – тихо и напряженно спросила Лейла, продолжая при этом улыбаться. Эффект подучился причудливый.

– Семьдесят-восемьдесят футов. Равнобедренный треугольник. На три часа от тебя[5] стоит белокурая женщина в блейзере и слишком больших солнечных очках, с подобранными волосами. На шесть часов стоит крупный бородатый мужик в черном, одетый священником. И на девять часов – мускулистый мужчина под сорок, смуглый, в темной рубашке с коротким рукавом и темных брюках. У всех с собой бинокли, и я уверен, что все они вооружены. Ясно?

– Все ясно, – едва слышно отозвалась Лейла.

– Один из них – командир группы; они ждут его сигнала. А сейчас я буду указывать тебе на разные виды, чтобы ты их якобы засняла. Скажешь мне, когда засечешь этих троих.

Брайсон широким, размашистым жестом оператора-любителя указал на портик собора и протянул видеокамеру своей спутнице.

– Джонас! – встревоженно произнесла Лейла. Она впервые назвала его по имени – пусть даже и вымышленному, не его собственному. – О господи, кровь! Твоя рубашка!

– Со мной все в порядке, – быстро произнес Брайсон. – К несчастью, они засекли это кровавое пятно.

Встревоженное выражение на лице Лейлы тут же сменилось причудливой, неуместной улыбкой, и женщина захихикала, играя на публику – прежде всего, на троих преследователей. Потом Лейла приникла к видоискателю, а Брайсон тем временем провел видеокамеру по широкой дуге.

– Белокурая женщина, фиксирую, – сообщила Лейла. Несколько секунд спустя она добавила: – Бородатый священник в черном, фиксирую. Тип помладше, в темной рубашке, фиксирую.