Стянув с головы красный платок, женщина туго перевязала Нику плечо и закрепила повязку на предплечье, соорудив некое подобие жгута. На первое время этого должно хватить.
– Вы можете шевелить рукой?
Брайсон поднял руку и скривился.
– Могу.
– Больно? Только не стройте из себя героя.
– Я не герой. Я никогда не пренебрегаю болью. Это один из самых ценных сигналов, которые тело подает нам. И да, рана болит. Но мне случалось испытывать и много худшую боль, уж поверьте мне на слово.
– Я верю. А теперь насчет этого собора там, на пригорке...
– Это главный собор Сантьяго. Площадь, на которой он стоит, – это Празо-до-Обраидоро, иногда еще именуемая Празо-де-Эспанья. Конечный пункт странствия пилигримов. И потому здесь всегда полно народу. Отличное место, если вам надо оторваться от преследователей и найти какой-нибудь транспорт. А нам нужно незамедлительно выбраться отсюда.
Они двинулись по окаймленной эвкалиптами дорожке. Вдруг мимо них с дребезжанием пронеслись двое велосипедистов, едва не зацепив Брайсона и Лейлу, и помчались дальше. Ничем не примечательные велосипедисты – возможно, двое паломников, направляющихся к центру города, – но чем-то это происшествие напугало Брайсона. Возможно, потеря крови притупила его реакцию. Наемники, работающие на Директорат, с дьявольским хитроумием маскировались под благочестивых пилигримов. А значит, любой встречный, любой человек из толпы мог оказаться убийцей, посланным по его душу. Даже на минном поле наметанный глаз сапера может своевременно заметить мину. А тут глазу не за что зацепиться.
«Если не считать знакомых лиц».
В число агентов-ликвидаторов входили люди, которых Брайсон знал – не всех, конечно, лишь некоторых, их руководителей, – с которыми в прошлом имел какие-то дела, пусть даже кратковременные и мимолетные. Их прислали сюда потому, что им будет легче отыскать Брайсона в толпе. Но этот меч был обоюдоострым: если они узнали его, то и он мог узнать их. Если быть бдительным и держаться начеку, он сможет заметить своих врагов прежде, чем они заметят его. Это не такое уж большое преимущество, но это все, чем Ник располагал, и потому следовало использовать его с максимальной выгодой.
– Погодите! – отрывисто произнес Брайсон. – Меня засекли, а значит, засекли и вас. Но они могут пока что не знать, кто вы такая. А меня они знают. А тут еще эта окровавленная рубашка и красный жгут. Нет, нельзя давать им такой козырь.
Лейла кивнула.
– Давайте-ка я раздобуду нам другую одежду.
Они думали в унисон.
– Я подожду здесь. Нет, постойте.
Ник указал на маленькую замшелую старинную церквушку, что высилась среди парка, окруженная всякими экзотическими образчиками растительного царства.
– Я подожду в ней.
– Хорошо.
И Лейла поспешно двинулась в сторону главной площади, а Брайсон повернулся и побрел к церквушке.
Брайсон ждал, устроившись в полутемной прохладной пустынной церкви. Его терзало беспокойство. Уже несколько раз тяжелая деревянная дверь церкви отворялась; каждый раз это оказывался благочестивый пилигрим или турист – по крайней мере, именно так эти люди выглядели. Женщины с детьми, молодые пары. Укрывшись в нише в притворе, Брайсон внимательно изучал каждого посетителя. Конечно, твердых гарантий тут быть не могло, но Ник ни в ком не заметил ничего подозрительного, и его внутренняя сигнализация так и не сработала. Двадцать минут спустя дверь отворилась снова. Это была Лейла, и она несла большой бумажный сверток.
Они по очереди переоделись в уборной рядом с церковью. Лейла подобрала Нику одежду в точности по его размеру. Теперь они были одеты неброско, как туристы среднего класса: Лейла – в прямую юбку, блузку и широкополую, весело разукрашенную шляпу; Брайсон – в брюки цвета хаки, белую рубашку с коротким рукавом и бейсболку. Кроме того, Лейла прихватила пару больших бинтов и дезинфицирующее средство на йодной основе, чтобы хоть отчасти обработать рану. Она даже умудрилась где-то раздобыть видеокамеры – дешевую незаряженную камеру для Брайсона и 35-миллиметровую, еще более дешевую камеру с ремнем для себя.
Десять минут спустя, надев предварительно модные очки, они рука об руку, словно молодожены, вышли на огромную, суматошную Празо-до-Обраидоро. Площадь кишела паломниками, туристами, студентами; продавцы-разносчики старались всучить прохожим открытки и сувениры. Брайсон остановился перед собором и притворился, будто снимает на пленку его прекрасный фасад – восемнадцатый век, барокко. Центральное место на нем занимала Портико-де-ла-Глория, потрясающий образчик романского стиля, скульптурная группа двенадцатого века, изображающая ангелов и бесов, чудовищ и пророков. Брайсон приник к видоискателю, повел камерой, словно снимая собор, а потом перевел объектив на толпу – как будто кинооператор-любитель задался целью запечатлеть некую жанровую сценку.