Из темноты тихими скользящими шагами вышла самая красивая женщина из всех, кого Ульрик видел за свою недолгую жизнь. Тоненькая, невысокая, с молочно-белой кожей, чёрными как смоль прямыми волосами и фиалковыми глазами, она была похожа на фигурку, выточенную из слоновой кости.
Длинное одеяние ниспадало мягкими складками до самых пят, оставляя открытыми хрупкие руки с длинными изящными пальцами. На ней не было дорогих украшений, не было никаких признаков принадлежности к высшему сословию, но всё равно Ульрик не мог отделаться от ощущения, что перед ним стоит королева. Или богиня.
– Эдда, – уважительно склонили головы Катуш и Освальд.
– Мальчики, – сказала Эдда, обращаясь сразу ко всем, – что привело вас сюда?
Катуш тихонько подтолкнул Ульрика сзади, и тот, чтобы не упасть, непроизвольно сделал два шага вперёд, оказавшись прямо напротив Эдды.
– Мы пришли просить о помощи. Нет, предложить помощь, – Ульрик оробел и растерялся. Женщина тихо и совсем необидно рассмеялась:
– Так всё-таки, попросить или предложить?
– И то, и другое, наверное. Мы пришли просить вас простить вашего мужа…
– А почему он сам не явился? – склонив голову вбок и прищурившись, спросила Эдда.
– Он боится, – сказал Ульрик, драконы позади него недовольно заворчали, – и ему стыдно. Но он вас очень любит, правда. Он там без вас уже с ума сошёл… почти…
– Узнаю Акаи, – насмешливо протянула Эдда. – С ума сходить он умеет профессионально.
– Так вы вернётесь?
– Я подумаю…
– А вы не могли бы быстро подумать? Мама как-то говорила, что женщины всегда абсолютно точно знают, чего им надо, а «подумаю» говорят, если просто почему-то не хотят озвучивать ответ…
– Твоя мама всё правильно говорила. Но я не хочу сейчас возвращаться, мне тут хорошо, спокойно. Я впервые в жизни живу так, как нравится мне. Я вообще впервые за пятьсот лет поняла, что то, что мне, лично мне что-то нужно – это нормально, что мои желания тоже важны, ценны и имеют значение. Мы с Акаи всегда жили вместе, всё делали вместе, все решения, казалось бы, принимали вместе, но на деле их принимал один Акаи, а я поддерживала. Мы вдвоём жили одну жизнь – его. Когда я ушла, первые дни мне казалось, что я не понимаю вообще ничего – что я люблю есть, что пить, какие песни петь. Всё это, решительно всё, было не моим. А здесь я наконец нашла себя, услышала голос своего сердца.
– Но он же погибнет без вас! – от отчаяния у Ульрика на глаза навернулись слёзы.
– В этом нет моей вины, – бесстрастно ответила Эдда. – Это его выбор.
И тут из глубин пещера послышалось тихое хныканье. Эдда смутилась, рванулась внутрь, но не успела – из пещеры, деловито переступая короткими толстенькими лапками, вышел крохотный дракон. Вышел и тут же плюхнулся на попу, с интересом рассматривая новых людей. И драконов.
Гладкая глянцевая шкурка его была сияющего чёрного цвета, на макушке торчал венчик белоснежных чешуек, а с точёной мордочки смотрели огромные фиалковые глаза.
– Ага, – сказал Ульрик.
Катуш и Освальд кажется, даже дышать перестали. Повисла долгая пауза, во время которой все с восторгом смотрели на дракончика. Ульрик хотел было попросить у Эдды разрешения подойти и погладить его, но вовремя прикусил язык.
– Эдда, ты же знаешь, что это чудо, – Катуш наконец заново обрёл дар речи.
– Да, я знаю.
– Это первый дракон, родившийся за последние сколько? Четыреста лет?
– Пятьсот пятьдесят, – уточнила Эдда.
– Акаи будет счастлив…
– Не будет. И вы ему об этом не скажете, – в голосе Эдды звучала неприкрытая угроза.
– Послушайте, Эдда, Акаи очень изменился, он действительно будет счастлив, если вы вернётесь. Вы и ваш ребёнок, вместе. Давайте сделаем так, – вы с Катуш и Освальдом, вернётесь в город и поговорите с вашим мужем, а я побуду здесь с ним, – Ульрик указал глазами на дракончика. Так он останется под присмотром, а вы будете уверены, что я не смогу его выкрасть или сделать ещё какую-нибудь глупость. Летать я не умею, спортсмен из меня неважный, вон, даже через камни ваши не смог перелезть… Так что никуда я отсюда не смог бы деться, даже если бы и хотел.
– Хорошо, мальчик, я выслушаю своего мужа. В конце концов, не имеет смысла всю жизнь скрываться от него. Расставим точки над «и».
– Расставим что?
– Точки над буквой «и», – улыбнулась Эдда, – в одном из языков буква «и» пишется, как закорючка с точкой наверху. Когда пишут быстро, не отрывая руки, чтобы не терять времени, точек сначала не ставят, их расставляют уже потом. Поэтому точки над «и» стали символом завершения, доведения до конца. Последнего штриха.
– Спасибо тебе, мальчик. И скажи, пожалуйста, а откуда ты знал, что я здесь не одна? Ты с самого начала просил «нас» простить Акаи… – Катуш негромко фыркнул, чтобы скрыть смех:
– Я тебе по дороге расскажу.
Эдда обняла дракончика, поцеловала его в макушку, пристально посмотрела на меня и… шагнула с обрыва. Я обмер от ужаса. И почти уже подбежал к краю, когда откуда-то снизу свечой взмыл ввысь, распластав крылья, огромный, ослепительно-белый дракон.
К нему присоединились ещё двое, и, построившись в клин, они скоро скрылись за горизонтом.
Глава 20