Ульрик

Первое, что сделал Ульрик, оставшись без присмотра старших – погладил дракончика.

Шкурка маленького дракона оказалась шелковистой, гладкой и очень горячей.

– Ну ты прям Саламандр, – похвалил его Ульрик. В ответ дракончик радостно пискнул и подставил для почёсывания остренький подбородок. Ульрик улыбнулся.

– Знаешь, очень странно всё, – рассказывал дракончику Ульрик, поудобнее усаживаясь на тёплой, густо выстланной опавшими еловыми хвоинками земле. Дракончик тут же примостился рядом и положил мордочку Ульрику на колени, – пророчество это дурацкое, из-за которого я непрерывно слоняюсь туда-сюда, непонятно, почему и зачем. Ни тебе подвигов, ни тебе славы – одним помог, других помирил, теперь вот сижу один, на скале, без еды, и нянькой работаю. И всё это добровольно, заметь! Просто как в пословице – «Сделай добро и положи на придорожный камень. По пути и тебе встретится». Вот, осталось нам, видно, ждать, когда встретится.

Ульрик гладил дракончика по тёплому боку и думал. Думал о Карле, Лёке и Махе, оставшихся сторожить Акаи и прибирать ангар. Думал о Катуш и Освальде, которые просто так взялись помогать ничтожному человечку в его непонятных поисках неизвестно чего. Думал о дракончике и его маме. Думал о том, что он, Ульрик, неприлично везучий. И что, кажется, ему уже встретилось то добро, о котором он мечтал, а он на бегу этого просто взял не заметил.

Наверху зашумело. В опускающихся сумерках над головой Ульрика промелькнул и скрылся стремительный хищный силуэт. Раз. Другой. Ульрик всматривался в небо до рези в глазах, но так и не успел увидеть, когда сверху спикировал дракон. Полыхнуло.

Полянка перед пещерой, надёжно закрытая со всех сторон, моментально превратилась в огненный котёл. Драконово пламя ревело и бесновалось, вздымая высоко в небо снопы искр. Громко трещали, сгорая, горы еловых иголок. Ульрик оказался прижат огнём груде камней, прямо там, где сидел. Деваться было некуда. Он попытался спрятать себе за спину дракончика, но тот вырвался, протестующе пискнув, расправил крохотные крылышки и попытался прикрыть ими Ульрика.

– Этто ещё что такое? – раздражённое шипение раздалось совсем рядом. Огонь отступил, оставив Ульрика в кольце выжженной земли.

– Это я, Ульрик, – честно ответил Ульрик.

– Человек. Ты пытался украсть моего племянника? Отвечай! – в пляшущих отблесках пламени возникла гротескная фигура – получеловек-полуящер. Видимо, тётушка-дракон была так зла, что никак не могла решить, в кого превратиться полностью.

– Я тут за няньку оставлен, – объяснил Ульрик, – пока Эдда с мужем разбирается.

– И я, по-твоему, должна поверить в этот бред? Сколько вас здесь? Куда вы дели мою сестру? – Ульрик устало вздохнул:

– Я же вам говорю, она улетела, скоро должна вернуться… – жутковатая фигура, словно сотканная из языков пламени, придвинулась ближе.

– Одда, оставь мальчика в покое! – раздался знакомый голос, и сверху один за другим опустились трое драконов. Белый, как снег, чёрный, как ночь, и серо-коричневый, который тут же подскочил ко мне и начал сбивать огонь, пытающийся лишить меня последних (и единственных!) штанов.

Маленький дракончик с ликующим писком метнулся к маме и обвился вокруг её лапы. Эдда ласково погладила его крылом.

Рядом с Эддой неуверенно топтался громадный чёрный дракон с белой гривой и ярко-оранжевыми глазами в красной кайме век. Всем своим видом дракон как бы символизировал обожание, раскаяние и готовность искупить вину – каким угодно способом и прямо сейчас. Эдда царственно склоняла голову, прикрывая глаза и изгибая грациозную шею, таким образом давая понять мужу, что, даже если она и соизволит его простить, то, после всего случившегося, одними извинениями и заверениями в вечной любви он точно не отделается. Ульрик даже на мгновение посочувствовал Акаи, представляя, какая жизнь его ждёт в роли подкаблучника.

Все были счастливы – и Эдда, и Акаи, и Катуш, и Ульрик, и маленький дракончик.

– Эдда, скажите, пожалуйста, а как зовут малыша? – спохватился Ульрик, уже залезая в знакомую брезентовую сумку, которую приволок с собой Катуш.

– Маленьким драконам не дают имён, мальчик. Но когда настанет время, его будут звать Ульрик.

Ульрик счастливо улыбнулся. Всё вокруг поплыло, становясь нечётким, понемногу теряя очертания, и мальчик, который жил в двух мирах одновременно, провалился в тот мир, в котором были мама, папа, бабушка, деревня и летние каникулы.

Глава 21

Первым уроком была ненавистная математика. Ульрик в отчаянии водил карандашом по тетради, в которой из пункта А в пункт Б всё ехал, ехал и никак не мог доехать несчастный, замученный Ульриком велосипедист. Пока что единственным, у кого велосипедист добрался-таки до цели был Вовка. Хитрущий Вовка, которого родители в отместку за прошлогоднюю тройку всё лето гоняли по математике, и который, сидя на первой парте, теперь купался в лучах заслуженной славы. Остальной класс ждал спасительного звонка.

Однако вместо звонка раздался негромкий стук в дверь. Вошла завуч: