Ультиматум

— Эй ты! — Это крикнул ему здоровенный фельдфебель с топором. — Если хочешь на тот берег, столкни льдину на воду! — И он показал на толстую, метров пять длиной, льдину.

Дегрель и четверо подоспевших солдат что было сил начали сталкивать льдину в воду.

— Все на борт! — скомандовал находчивый фельдфебель, когда льдина оказалась на плаву. — Оттолкнулись! И чтобы ни один не шевелился!

Течение подхватило льдину, развернуло ее и потянуло на середину реки. Дегрель дрожал всем телом. В том месте на берегу, где остался его бронетранспортер, что-то горело. На несколько километров вокруг земля была изуродована бомбами.

— Слушать меня! — раздался властный голос фельдфебеля. — Нужно грести, а то мы отсюда никогда не выберемся! — И он приказал четверым солдатам осторожно опуститься на колени и, сняв с головы шапки, грести ими к берегу. С большим трудом им все же удалось преодолеть сильное течение и подплыть к противоположному берегу.

Почувствовав под ногами землю, гауптштурмфюрер СС Леон Дегрель был счастлив, что так удачно вырвался из котла. Он знал, что в соседнем селе располагались передовые отряды 3-го танкового корпуса генерала Брайтса. Дегрель был спасен.

* * *

В то самое время, когда Либ и Дегрель добрались до противоположного берега Гнилого Тикича, советская артиллерия продолжала громить остатки войск 42-го и 11-го немецких армейских корпусов, ей помогали самолеты и танки.

Полковник Фуке и полковник Хоон принадлежали к числу немногих командиров, которые остались в своих дивизиях. Фуке пытался собрать жалкие остатки своих частей и сделать их боеспособными. Два офицера из приближения Фуке покончили жизнь самоубийством. Полковник вышел из себя от негодования и закричал, что каждого, кто, забыв свой долг, пожелает умереть, он назовет жалким трусом. С пистолетом в руке он принуждал оставшихся офицеров идти в контратаку на наступавшую советскую пехоту. С растрепанными, мокрыми от пота волосами он носился как одержимый взад и вперед — от одной жалкой кучки насмерть перепуганных солдат к другой. Эсэсовцы смешались с солдатами. Фуке послал оберштурмфюрера СС с пятьюдесятью солдатами на задание. Спустя некоторое время оберштурмфюрер вернулся один, полковник ударил его по лицу и отослал обратно. Он не мог понять, как это все пятьдесят могли погибнуть.

Тяжело дыша, Фуке смотрел вслед удалявшемуся оберштурмфюреру, который медленно плелся по глубокому снегу. И тут у полковника словно пелена с глаз спала. Он вдруг заметил вокруг горы трупов, много раненых, услышал жалобные крики: «Камараден!..»

И тогда он сам побежал вслед за эсэсовским офицером туда, откуда стреляли советские пулеметы.

Полковник Хоон видел, как Фуке упал на снег. С возрастающим ужасом наблюдал Хоон за ходом ожесточенного боя. Он послал нескольких связных в штаб командующего, однако ни один из них не вернулся. С каждым часом полковник все яснее понимал, чем кончится для его дивизии эта операция по уничтожению солдат, если он немедленно не получит помощи авиацией и танками.

За остовом опрокинутого танка полковник Хоон собрал оставшихся в живых офицеров и сообщил им, что принял решение отдать приказ о прекращении сопротивления. Ему никто не возразил. И этот приказ спешно передавался от солдата к солдату.

Скрепя сердце полковник Хоон сделал то, чего никогда не сделал бы, будь он один. Когда грохот боя на его участке стих, полковник в сопровождении капитана и унтер-офицера с белым флагом пошел к русским позициям и передал им свои сильно поредевшие подразделения, пока их совсем не уничтожили.

* * *

В то же самое туманное, серое утро обер-лейтенант Торстен Фехнер в сопровождении мужчины, несущего в руках белый флаг, шел к переднему краю русских. Этим мужчиной с белым флагом был священник Борн.

Как только Фехнеру удалось обманом выпроводить эсэсовцев из лазарета, капитан медицинской службы Гизе, фельдфебель Поленц, Борн и сам Фехнер решили немедленно выслать к русским парламентеров, которые должны были заявить, что немцы готовы передать советским войскам раненых из лазарета.

Обер-лейтенант Фехнер сразу же вызвался выполнить это поручение.

— Я готов пойти один, — заявил он. — Стоит ли подвергать опасности жизнь еще и других людей? Русские идут через разрушенные и сожженные нами же села и города, так что их отношение к нам можно понять.

Но тут заговорил священник. Он настаивал, что послать нужно человека, который смог бы объясниться с русскими, а говорить по-русски умел только он один. Вот почему он и сопровождал Торстена, который к тому же был ранен. В конце концов, послать решили их обоих, поскольку отказываться от опыта Фехнера в той обстановке было бы нецелесообразно. Они пошли на восток, пробираясь между остатками тыловых войск.

Добравшись до развалин ветряной мельницы, что стояла в нескольких километрах от Шандеровки, они спрятались там и, дождавшись, пока мимо пройдут остатки обозов, выбрались на дорогу, забитую сожженной и разбитой техникой, годившейся теперь только на лом, и пошли навстречу советским частям.