— Предатели! Грязь!
Телефон в «Метрополе» не просто зазвенел — он надрывался. Алекс Конклин, проснувшись, раскрыл глаза, моментально вытряхнув из головы сон, и схватил гремевшую трубку с тумбочки.
— Да? — сказал он, задумавшись вдруг, в правильную ли часть трубки говорит. С какой стороны у нее микрофон?
— Алексей, будь начеку! Никого не впускайте в комнату и держите оружие наготове!
— Крупкин?.. Что, черт возьми, случилось?
— Бешеная собака сорвалась с цепи в Москве.
–
— Он окончательно свихнулся. Он убил Родченко и зарезал двух агентов, следивших за ним. Их тела нашел колхозник около четырех утра — похоже, его разбудили своим лаем собаки, возбужденные запахом крови.
— Боже, он перешел все пределы… Но почему ты думаешь…
— Одного из наших агентов он пытал перед тем как убить, — перебил его офицер КГБ, предвидя вопрос Алекса. — Он был нашим водителем из аэропорта, мой протеже и сын моего однокурсника, с которым мы вместе жили в университете. Отличный молодой человек из приличной семьи, но он не был готов достаточно натренирован для этого.
— Хочешь сказать, ты думаешь, что он мог рассказать Карлосу о нас, верно?
— Да… Это еще не все. Примерно час назад на Вавилова были убиты из автомата восемь человек. Они были просто расстреляны, это была настоящая бойня. Одна из умиравших, женщина из Министерства печати, директор второго класса и телевизионная журналистка, сказала, что убийца был священником из Парижа, который величал себя «монсеньер».
–
— Так называемая, причем именно «была», — подтвердил Крупкин. — Помнишь, я говорил тебе, что подобные рекруты бросят его при первом же признаке опасности.
— Я разбужу Джейсона…
–
— Что? — Конклин зажал трубку между щекой и плечом и потянулся за протезом.
— Мы сформировали тактический ударный отряд, мужчины и женщины в гражданском — сейчас их инструктируют, и они скоро будут готовы.
— Хороший ход.
— Но мы специально не предупредили ни персонал гостиницы, ни милицию.
— Вы были бы идиотами, если бы сделали это, — одобрил Алекс. — Мы будем готовы и возьмем этого сукиного сына здесь! У нас бы ничего не вышло, если бы тут и там сновали милицейские формы или бегали бы в истерике клерки. У Шакала глаза даже в коленных чашечках.
— Делайте, что я вам скажу, — приказал русский. — Никого не впускайте, держитесь подальше от окон и будьте вообще осторожны.
— Естественно… Что ты имеешь в виду, про окна? Ему потребуется время, чтобы выяснить, где мы… опросить служанок, стюардов.
— Прости, дружище, — перебил Крупкин, — как ты себе представляешь ангельского вида священника, спрашивающего у вахты о двух американцах, один из которых заметно хромает, в утренний час пик в вестибюле?
— Вполне обыденно, если ты параноик.
— Вы на высоком этаже, а прямо через проспект Маркса — крыша офисного здания.
— Ты тоже весьма быстро соображаешь.
— Куда быстрее, чем этот идиот на Дзержинского. Я бы связался с тобой значительно раньше, если бы мой
— Пойду разбужу Борна.
— Будьте
Конклин не услышал последнего предостережения русского. Он быстро бросил трубку на аппарат и натянул протез, небрежно замотав ремни из «липучки» вокруг икры. Затем выдвинул ящик тумбочки и достал оттуда автоматический пистолет «Граз Буря», специально разработанное оружие КГБ, с тремя обоймами. «Граз», как всем было известно, был пока уникальным, потому что это было единственное существующее автоматическое оружие с глушителем. Цилиндрическая насадка выкатилась к стенке ящика; Алекс достал ее и вкрутил в короткий ствол. Он неловко надел брюки, заткнул оружие за пояс и пошел к двери, открыл ее и вышел в богато декорированную викторианскую гостиную, где у окна стоял полностью одетый Джейсон.
— Это наверняка был Крупкин, — сказал Борн.
— Да, это был он. Отойди от окна.
–
— Обстоятельства указывают на это. — Конклин вкратце передал то, что сообщил ему Крупкин. — Тебе это о чем-нибудь говорит? — спросил Алекс, закончив.
— Он вне себя, взорвался, — тихо ответил Джейсон. — Это должно было случиться. Бомба замедленного действия в его голове наконец сработала.
— Я тоже так думаю. Его московский отряд оказался мифом. Они, наверное, посмеялись над ним, и он их уничтожил.
— Мне жаль всех этих людей, — сказал Борн. — Я бы хотел, чтобы все было по-другому, но ничуть не сожалею о состоянии его рассудка. С ним случилось то, чего он желал мне.