— Проходил ли кто-нибудь через тоннель за последние, скажем, полчаса?
— Никто, абсолютно, ни одна живая душа! Нам приказано держать тоннель закрытым любой ценой!
— Хорошо… Включите громкоговорители и разгоните толпу. Скажите им, что кризис закончился, и опасности больше нет.
— Как? Всюду пожары, взрывы
— Они скоро закончатся.
— Откуда вы это знаете?
— Я
— Делайте, как он сказал! — проревел голос за спиной Борна; это был Бенджамин, его лицо и рубашка были все в поту. — И я очень надеюсь, ты знаешь, что говоришь!
— Откуда
— Откуда — ты знаешь, а уж как — другой вопрос. Попробуй напугать до смерти главный штаб, чтобы апоплексический Крупкин из своей больничной койки в Москве заказал вертолет.
— «Апоплексический» — неплохо для русского…
— Кто это меня поправляет? — взревел офицер охраны. — Ты еще слишком молод!
— Проверь меня, старик, но побыстрее, — ответил Бенджамин, доставая свою карточку. — Иначе, пожалуй, мне придется перевести тебя в Ташкент. Отличные виды, но туалеты только общественные… Поторопись, осел!
— Ка-ли-форния, я иду…
–
— Он
— Цистерна? Почему ты так думаешь? — удивился Бенджамин.
— Эта цистерна вмещает около ста тысяч фунтов. Добавь пластид, правильно расположенный, — и этого хватит на все улицы и эти игрушечные домики из старого, сухого дерева.
— Слушайте! — протрубили мириады громкоговорителей вокруг тоннеля по-русски, требуя внимания, в то время как взрывы действительно звучали все реже и реже. Полковник взобрался на крышу низкой бетонной будки, держа микрофон в руке, его фигура четко прорисовывалась на фоне резких лучей мощных прожекторов. — Землетрясение прошло, — прокричал он, — и хотя оно нанесло значительный вред, и пожары будут гореть всю ночь, кризис
— Какое еще землетрясение? — выкрикнул мужчина из передних рядов толпы. — Ты говоришь, это землетрясение, и нам всем твердят, что это землетрясение, но ты думаешь задницей! Я пережил одно землетрясение, и это не похоже на землетрясение. Это вооруженное нападение!
— Да, да! Нападение!
— Нас атакуют!
— Вторжение! Это
— Откройте тоннель и выпустите нас, или вам придется перестрелять нас всех! Откройте тоннель!
Голоса охваченной отчаянием толпы звучали хором протеста. Солдаты стояли на своих местах, держа оружие с прикрепленными штыками наперевес. Полковник продолжил, его лицо было искажено, голос почти соответствовал истерии его аудитории.
— Послушайте меня и задайте себе вопрос! — прокричал он. — Говорю вам, как было сказано мне, это землетрясение, и я знаю, что это правда. Дальше, я скажу вам, откуда я это знаю!.. Вы слышали хоть один выстрел? Да, именно это! Хоть один выстрел! Нет, не слышали!.. Подумайте, в каждом комплексе, в каждом секторе этих комплексов полно вооруженных полицейских, солдат и тренеров. Они обязаны подавлять силой любые несанкционированные проявления насилия, не говоря уже о вооруженных нарушителях! Однако стрельбы нигде не было…
— О чем он там орет? — спросил Джейсон Бенджамина.
— Он пытается убедить их, что это землетрясение. Они ему не верят; они думают, что это вторжение. Он говорит им, что это невозможно, потому что не было стрельбы.
— Стрельбы?
— Это его аргумент. Никто ни в кого не стреляет — а это неизбежно было бы в случае вооруженного нападения. Нет выстрелов — нет нападения.
–
— Что?
— Он предоставляет Шакалу выход, который он хочет получить — который ему нужен!
— Что за чушь ты несешь?
— Выстрелы… стрельба, паника!
— Нет! — воскликнула какая-то женщина, прорвавшаяся через толпу и кричащая на офицера в перекрестье лучей прожекторов. — Взрывы — бомбы! Их сбросили бомбардировщики с воздуха!
— Идиотка, — крикнул в ответ полковник. — Если бы это был воздушный налет, за нашими белопольскими истребителями уже неба видно не было бы!.. Взрывы идут из земли, огонь — из-под земли, это подземные газы… — Эта ложь была последним, что этот советский офицер сказал в своей жизни.