Ультиматум Борна

Борн медленно положил трубку и нахмурился. В словах Алекса звучали мелодраматические нотки, что было не похоже на него: он мыслил и действовал совершенно по-другому. Самоконтроль был его второй натурой, а сдержанность составляла суть его личности. То, что Алекс узнал, потрясло его настолько, что он дал понять Борну, что не доверяет больше ни правилам, ни инструкциям, которые сам установил, ни людям, с которыми работает. В ином случае он изъяснялся бы яснее, был бы общительнее. Сейчас почему-то – Джейсон не мог этого понять – Александр Конклин не желал говорить о «Медузе» или о чем-либо, что ему удалось раскопать, снимая слой за слоем шелуху лжи двадцатилетней давности... В чем же дело?

Некогда! Бесполезно, да и не стоит сейчас ломать над этим голову, решил Борн, разглядывая товары в универмаге. Алекс всегда стремился не только выполнять свои обещания, он и жизни бы не пощадил ради этого; разумеется, если речь не шла о противнике. Подавив усмешку, Джейсон вспомнил события в Париже тринадцатилетней давности: ту сторону многогранной личности Алекса он также знал превосходно. Если бы не могильные камни на кладбище Рамбуйе, ближайший друг без колебания убил бы его. Но это было тогда, а сейчас все изменилось. Конклин обещал «держать связь» – значит, так и будет. Но до сих пор Хамелеону надо создать несколько защитных систем. Начиная с внешней – от нижнего белья и до верхней одежды, – кончая внутренней. На одежде не должно быть меток прачечной или химчистки, частиц стирального порошка или чистящего средства, продающегося в определенном районе, которые можно выявить при химическом анализе. Словом, никаких следов. Слишком многое поставлено на карту. Если ему придется кого-то убить, защищая семью Дэвида... (О Боже! Это же – моя семья!) – он не будет переживать из-за этого. В том мире, куда он собирался отправиться, не существует правил: в нем и невинный может погибнуть в перестрелке. Значит, так и должно быть. Дэвид Уэбб будет, конечно, яростно протестовать, но Джейсону Борну на это в высшей степени наплевать – он уже побывал в том мире и хорошо знал статистику смерти. Дэвид Уэбб не знал об этом ничего.

Мари, я остановлю его! Обещаю тебе, что вычеркну его из нашей жизни. Я уничтожу Шакала, он будет трупом. Он никогда не сможет причинить тебе вреда – ты будешь свободна!

О Боже, кто же я? Мо, помоги мне!.. Нет, Мо, не надо! Я – тот, кем должен быть. Я холоден и буду еще холоднее. Вскоре я превращусь в лед... прозрачный кристалл льда, такого холодного и чистого, что он везде остается незамеченным. Неужели ты не можешь понять, Мо, и ты тоже, Мари: я должен! Дэвид должен исчезнуть. Я не могу позволить, чтобы он оставался рядом со мной.

Прости меня, Мари. И ты, док. Я думаю и говорю правду – правду, от которой нельзя отвернуться... Я не дурак и не хочу обманывать сам себя. Вы оба хотите, чтобы Джейсон Борн исчез из моей жизни, испарился, но сейчас я должен проделать как раз обратное: пусть уйдет Дэвид, по крайней мере, на какое-то время.

Хватит об этом! К делу!

Куда же, черт возьми, запропастился отдел мужской одежды? – недоумевал Борн. Когда он покончит с покупками, расплачиваясь наличными и общаясь по возможности с большим количеством продавцов, он найдет туалет и переоденется. Потом он пойдет по вашингтонским улицам, найдет где-нибудь в укромном уголке решетку, прикрывающую канализационный люк... Итак, Хамелеон вернулся.

Было 7.35 пополудни, когда Борн отложил в сторону лезвие бритвы. Он срезал все ярлыки с новой одежды и повесил ее в стенном шкафу – все было готово, за исключением рубашек, их надо подержать над паром, чтобы исчез запах новой одежды. Он подошел к столу, где стояла бутылка шотландского виски, бутылка содовой и ведерко со льдом. Проходя мимо телефона, он остановился: ему нестерпимо захотелось позвонить Мари на остров, но он знал, что этого делать нельзя – тем более из гостиничного номера. Он только хотел узнать, что она и дети благополучно долетели. Это было единственное, что имело для него значение. Он позвонил Джону Сен-Жаку из телефона-автомата в универмаге «Гарфинкель».

– Привет, Дэйви! Они здесь! Им пришлось кружить над большим островом почти четыре часа, пока не установилась погода. Если хочешь, я разбужу сестричку... Она покормила Элисон и буквально свалилась с ног.

– Не надо, Джонни. Я позвоню позже. Передай ей, что у меня все в порядке, и, главное, позаботься о них.

– Заметано, парень. А теперь давай без дураков: у тебя действительно все в порядке?

– Я же сказал.

– Конечно, ты это сказал, и она может сказать, но Мари не просто моя единственная сестра, она – любимая сестра, и я кожей чувствую, когда с этой леди не все в порядке.

– Поэтому я и прошу: позаботься о ней.

– Я собираюсь с ней серьезно потолковать.

– Сбавь обороты, Джонни...