Ультрафен

– Ну, давай принимать. Берись за ведение протокола.

– Не извольте беспокоиться, ваша светлость. – Михаил достал из стола несколько листков бумаги и сверху положил ручку. – Готов.

– Зови Галима.

Феоктистов вынул из сейфа папку и положил на стол перед собой. Открыл и быстро перебрал нужные для дознания бумаги.

– Из жека взял справки?

– И не только, – Михаил достал из стола три листочка, подал.

Феоктистов бегло прочитал бланк из жека и опросы, взятые с бригадира сантехников и с жильцов из близлежащих к медвытрезвителю домов.

– Так, хорошо. Зови Галима.

Михалёв прошёл к двери. Открыл её на полураспах и сделал в мягком поклоне приглашающий жест.

– Галимханов, будь ласка, зайди, пжа-алста.

Саша нехотя оторвался от подоконника, возле которого стоял вместе с коллегами, и прошёл в кабинет. Михаил закрыл за ним дверь.

Феоктистов показал Галимханову на стул возле своего стола.

– Проходи, Саша, садись. Ты, как мне помниться, именно так хотел со мной побеседовать? – Следователь закрыл папку и отодвинул на угол стола, противоположный от посетителя.

– Никак я не хотел, – ответил Галимханов, садясь.

– Ну, значит, мне показалось, – безразличным тоном проговорил Феоктистов. – Да, чтобы тебе в процессе допроса было все понятно, вот, следователь Михалёв, будет вести протокол. Когда наша беседа закончится, ты его подпишешь. И ещё. Ты сейчас не на суде, поэтому можешь врать, изворачиваться, вешать нам лапшу, макароны, спагетти – не стесняйся. Вешай это все на все, что здесь стоит, весит, лежит. И если твоя стряпня нам понравиться, мы её стряхивать не станем. Но если будет пресная, сухая, то уж извини… – развел в стороны руки. – Мы люди разборчивые, со вкусом.

Галимханов усмехнулся.

– Чо мне врать? Чо было, то и расскажу. Чего не было, чо плести?

– Вот и договорились. Кстати, хочу по-товарищески, напомнить, что чистосердечное признание смягчает тяжесть наказания и облегчает следствие. А то скажешь потом, что не предупреждал, не советовал, обижаться будешь.

– Ладно, граф, валяй, не тяни за душу.

– А она у тебя есть? – усмехнулся Феоктистов, на что Саша дернул губами в усмешке, но промолчал. – Ну что же, все формальности соблюдены. Поехали…

Феоктистов наклонился к папке и, едва приоткрыв, вынул из нее три листа, рапорты работников медвытрезвителя.

– Твой? – показал на рапорт Галимханова.

– Мой.

– С чьей головы составлен? Кто автор?

– Каждый писал сам по себе.

– Хм. Все три написаны, как под копирку… И так, к тебе вопрос: когда, в каком часу, до минут, ты взял в сквере “Пионеров” человека предполагаемого пьяным?

– Толя, я все указал в рапорте.

– Саша, тебе ещё раз повторить вопрос?

Галимханов отвёл от следователя глаза, как от докучливого преподавателя.

– В одиннадцать, кажется.

Феоктистов поморщился.

– Врёшь, Саша. И в рапорте, и сейчас. Вот рапорта патруля. Ознакомься, – Феоктистов подал листы Галимханову.

Саша начал читать и невольно заелозил на стуле.

– Так, когда ты его привез?

– Ну… Ну, обшибся малость, – оговорился он не то в растерянности, не то, пытаясь пошутить.

– А эти тоже обшиблись? – передразнил Феоктистов и показал на рапорта его коллег.

– Дык, в журнале так… Как в журнале было записано, так и мы…

– Вы журнал-то, когда заполнили? Когда вам паром самим уши в трубочку свернуло. Нет, Саша, как ты подсказал Шалычу, так он и записал. У этого костолома в башке одна солома. Ты же сам его так характеризуешь. Так как?

– Дык не помню, как чево было…

– Ты мне тут склеротика не разыгрывай. Так? – я тебя спрашиваю.

У Галимханова лицо стало потеть, ему становилось жарко. Он расстегнул рубашку на две пуговички.

– Душно у вас, парни. Как вы тут сидите? – сказал он, пытаясь, разговор перевести на непринужденный дружеский лад.

– Да это тебе от своих спагетти, а нам ничего, терпимо.

В голове Галимханова металась лишь одна мысль: как подойти к вопросу о взятке? Он знал одно и сам жил этим постулатам – деньги берут все, деньги делают всё. Но тут был Михалев… Эх, надо было в прокуратуре, там надо было к графу с этим подкатить. Взял, куда бы он девался? Чем он лучше? Теперь придётся на двоих делить. Не то составят протокольчик…

В идею Шалыча Саша не верил: у прокуратуры своих заморочек хватает, и, чтобы она взяла на себя ещё какого-то сержанта… – это мало вероятно. Надо надеяться на себя. И, может быть, на Валеру, на его связи. Галимханов неуверенно наклонился в сторону Феоктистова.

– Толя, а можно… – в полголоса заговорил он, – Толя, давай с глазу на глаз? Предложение есть.

Феоктистов вскинул на него удивленные глаза, посмотрел подозрительно, боком. Затем отрицательно закрутил головой.

– Поверь, Саша, у меня много ещё дел. Очень много. И на пустопорожнюю болтовню нет времени.

– А откуда ты знаешь? Может и не попусту. Может как раз о том, отчего тебе всё ясно станет и понятно? Просто, по-товарищески.

– По-товарищески?.. Хм, так ты ж уже пытался со мной по-товарищески, у меня до сих пор поджилки трясутся, застращал до нервных колик. Давай, Сашок, не будем тут создавать интимную ситуацию. Давай работать.

У Галимханова погас свет надежды в глазах, первый подход не получился.