– Ну чё же, анан сагаям, – проговорил он глухо. – Смотри…
– Не ругайся, Саша, это тебе не на пользу. Так как было на самом деле? Журнал заполняли после чепе, так?
– Ну, допустим, – с вызовом проговорил Галимханов и вальяжно уселся на стуле.
– Ну, если бы было иначе, вы б и фамилию клиента записали, и нам не пришлось бы сейчас разыскивать родственников. Ваш медработник его осматривал?
– Осматривал.
– Да ну?.. А почему же он тогда не установил степень опьянения пациента?
– А я почём знаю?
– Ладно. А кто включил горячую воду?
Галимханов вновь заёрзал на стуле. Поднял на следователя глаза и тут же опустил их.
– Не помню. Он же не давался, матерился. Да и горячая вода могла сделаться и сама. Жэк может, отключил холодную воду, ремонт делал и отключил. Вот и стала в кране одна горячая…
– Жэк, значит, виноват. Вот черти! Как на грех. – Феоктистов достал из папки листочек и подал Галимханову. – Н'a, ознакомься. Это справка из ЖЭКа.
Галимханов принял листочек, руки его подрагивала.
– Так это… Они счас понапишут. Как услышали, что произошло в вытрезвлюхе, так и это… справки.
– Ну да?.. А вот другая, – подал еще листочек. – В ней конкретно указывается, где, когда и чем занимались в тот злополучный час слесаря-сантехники. Прочел? Подписи мастера и бригадира ясны?.. Конечно, Саша, тут круговая порука: начальник ЖЭКа, мастера, бригадира. Как услышали, что вы мужика сварили, сбежались, и давай алиби строчить. И тоже, как вы, под диктовку, или под копирку.
Галимханов пожал плечами.
– А что, вполне возможно.
– И жители близлежащих домов, и продавцы из хозяйственного магазина. Н'a, почитай и их показания. И, обрати внимания, кто эти показания собирал. Эти люди, я полагаю, не вызовут у тебя подозрения.
– Ну, как же, я с ними одним миром мазан, – подал голос Михалёв.
Галимханов бросил листок на стол.
– Ну, теперь ты со всеми документами ознакомлен, давай, говорить серьёзно. А меня интересует лишь один вопрос: кто включил горячую воду?
– Н-не помню.
– Не помнишь? Ну, тогда более мягкий вопрос. Сколько раз ты съездил пациенту под дых и по печени?
– Ты што?!. Я его и пальцем не трогал! – воскликнул Саша, чуть ли не подпрыгнув на стуле.
– Верю! Вот этому я поверю. Так пальцем не ушибешь. Здесь принимаю твою лапшу, – усмехнулся Феоктистов. – Но отчего тогда при вскрытии у пострадавшего были обнаружены кровоподтеки в означенных местах. Вот, ознакомься, заключение медэкспертизы. Ты же у Бердюгина просил его.
Галимханов вперил взгляд в лист, но, кажется, ничего не видел. Лицо его стало потным, потемневшим, как будто покрылось дополнительным загаром.
– Итак, – следователь забрал листок, – кто включил кран с горячей водой?
– Да… да… да не помню! Граф, ей-Богу, не помню!
– Ну вот, и до Бога дошли. А ведь сам недавно отвергал и Бога и Аллаха. Неужто уверовал?.. Хм, как человек может быстро менять свои убеждения.
– Это свойственно сучонкам, – подал реплику Михалёв.
– Ну ладно, Саша, не темни. Конкретный к тебе вопрос, жду конкретного ответа. Ибо знай, на любой твой ход, я тебя буду давить фактами. Итак, повторяю: кто включил горячую воду?
– Граф, но не помню! – Саша стукнул себя в грудь. – Хоть расстреляй.
– Ну, расстрельными делами заниматься не в моей компетенции. Жду ответ.
– Н-не помню…
– Как же не помнишь, если вот тут, в твоём рапорте, чёрным по белому написано: горячую воду включил Мизинцев. Так? Это твоя подпись? – Феоктистов пододвинул к Галимханову его рапорт.
– Моя…
– Так кто включил горячую воду? Ты или он?
– Он… кажется.
– Опять кажется. Кому кажется, тот крестится. Может ты и впрямь, верующим стал? Так крестись, мы не будем осуждать. Так кто: ты – он?
– Он… Мизинцев.
– Ну вот, наконец-то разродился! – не выдержав, воскликнул Михалёв.
Феоктистов отклонился на спинку стула, как человек потерявший интерес к собеседнику.
– Эх-хе. Вот ведь, Миша, какая в человеке мелкая душонка, – обратился он к Михалёву. – Стоит запахнуть жаренным, он тут же подведёт своего товарища под дыбу, как говаривали в старину. Эх, Саша, Саша. Только что о Боге вспоминал и тут же согрешил. Неужто в душе у тебя ничего не дрогнуло?
– А что у него там может вздрагивать? – отозвался Михаил. – Разве что кусок дерьма и то жидкого. Покажи штанишки, не намокли?
Галимханов вспылил. Соскочил со стула и забегал по кабинету.
– Да не помню я! Анан сагаям! Не помню!
Следователи переглянулись, их взгляды выражали удовлетворение: нервы у Галима сдают!
– Ну, если не помнишь, так зачем было писать в рапорте на товарища? – спросил Феоктистов.
Какое-то время молчали, наблюдали за подследственным. Не выдержал Михалёв.
– Сядь, не разноси дерьмо по кабинету! – бросил он.
– Ладно, Саша, успокойся. Садись, продолжим.
7
Утро выдалось под стать Анечкиному настроению, – солнечное, тёплое, весёлое. Анечку два дня не покидает какое-то внутреннее возбуждение. И сегодня она часто напевает песенки. Но иногда вдруг остановится и чему-то грустно улыбнётся. Она подходит к телефону, смотрит на него в ожидании звонка, но тот молчит. Вот так всегда! Вот как нарочно!..