Чтобы выиграть, мне нужно было финишировать очень ровно, я видел, что Боб и Люк идут хорошо, легко отсчитывая мили в темпе 7:30 на милю на ровном участке между подножием Хоуп и Твин-Лейкс. Я не задерживался на пункте питания, зная, что дорога каждая секунда, и вскоре вновь оказался на трассе, которая сначала несколько миль круто поднималась, а затем около 10 миль шла по относительно ровной местности, к пункту Outward Bound. До финиша оставалась дистанция горного марафона.
И тут у меня начались проблемы. Я сильно напрягся, пытаясь уйти от Боба и Люка на подъеме по крутой тропе Колорадо Трейл на север от подножия горы Элберт, самой высокой вершины Колорадо, 4390 метров.
Я чувствовал легкое обезвоживание; было по-прежнему очень жарко, солнце палило нещадно. Я бежал уже больше 13 часов, а оставалось еще больше 50 километров: 31 миля – это само по себе сверхмарафон! Я никогда не бегал такие дистанции, и меня начинало подташнивать. Вскоре я уже едва передвигал ноги. И Боб обогнал меня; он отлично выглядел, энергично двигался и радостно болтал со своим пейсмейкером.
– Эй, Трэв, давай с нами!
Боб хороший парень, и я знал, что это приглашение бежать и работать вместе с ним было искренним.
– Отлично идешь, Боб! – Я старался, чтобы мой голос звучал уверенно, и попытался прибавить шаг. – Нагоню через минуту.
Но я знал, что не нагоню. Боб ушел на хорошей скорости, а я продолжал плестись и страдать. Я выдохся раньше времени, а соперники уходили вперед. Все шло к тому, что Боб легко отыграет до финиша мой отрыв по времени в серии. И я останусь просто участником соревнования, которое мечтал выиграть.
Снова голос в голове. И вовсе не голос ультрамышления:
Это было как письмена на стене: следующий пункт питания окажется ничем не хуже других, чтобы сойти с дистанции. Я тащился и думал, как объясню это папе, который приедет туда на машине:
Я понял, что ищу оправдания – придумываю правдоподобные объяснения своим действиям и обманываю сам себя. Это очень легко делать, когда дело принимает крутой оборот. Я действительно устал, был слегка обезвожен и, возможно, выбыл из борьбы за титул, но – тут я сделал несколько глотков – ни одной из этих причин недостаточно, чтобы сдаться.
Нечего сдаваться, и я не сдамся.
Это стало моей мантрой, я продолжал бежать.
Я продолжал бежать и уже чувствовал себя получше.
Я все бежал, село солнце и стало прохладно.
Я бежал, и позитивные истории вновь зазвучали во мне. Они звучали громко и четко. Наступала ночь, и я сконцентрировался на вопросах «зачем», а не «что». Вспомнил «правило 4:30 утра» и свое твердое решение, подумал об эго, и о своих «морковках», и обо всех людях, на которых я хотел быть похож и которые все прошли через подобные испытания. Я вспомнил, что, по сути, это был замечательный психологический тренинг.
Линия финиша медленно приближалась, стояла глубокая холодная ночь, я думал о семье и о друзьях, которые ждали меня впереди. Я немного ускорился, когда вспомнил, что победа в серии Leadman станет не только моей победой, но и победой Эми, ее матери Сэнди и моей мамы, которые безропотно двигали свои графики последние три года, чтобы обеспечить мне время для тренировок, а нашим детям – любовь и заботу. Я думал о том, что стану рассказывать детям, когда они подрастут и будут уже понимать, о чем речь. И больше всего я думал о папе, шаркавшем по этому бесконечному бульвару к линии финиша много лет назад, на последнем месте, с разбитыми ногами и непоколебимым присутствием духа.
Хотя официально бежит и финиширует только один человек, такие мероприятия, как Leadman, всегда требуют командной работы. Было очень здорово праздновать победу с семьей и друзьями той холодной горной ночью. Слева направо: пейсмейкер Джейсон Пул, Кэйтлин Мэйси, пейсмейкер Роб Харш, пейсмейкер Скотт Суони, Эми Мэйси (с Лилой на руках), я, Дона Мэйси, папа, мама, дядя Тим де Пуи (он тоже пробежал стомильный забег в Ледвилле) и тетя Мишель Мэйси. Фото: Джен де Пуи
В общем, я мобилизовал все установки ультрамышления, чтобы продержаться последние несколько миль самой крупной гонки в моей жизни. И эту мощь ничто не в силах было остановить.