Ultraviolence (СИ)

У Чонгука от Шуги кровь в венах кипит и бурлит, он жадно исследует его тело ладонями, мнет, сжимает, и стоит дверце лифта отъехать в сторону, он, так и не снимая с себя омегу, идет в квартиру. Юнги футболкой вытирает несуществующую пыль со стен, задевает декоративное деревце в углу и оказывается лежащим на спине, на огромном дубовом столе в гостиной. Мин приподнимается, пытается соскользнуть, но сразу же оказывается вновь на лопатках, прижатый к столу рукой альфы. Второй рукой Чонгук расстегивает свои брюки.

Альфа возбужден до предела, желание густой сладкой патокой разливается в крови, и ему кажется, что если прямо сейчас он не возьмет омегу, у него помутнеет рассудок. Юнги в чулках и с лисьими ушками, с сочными губами и уже задернутыми пеленой страсти глазами — эту картину Чонгук отправит на полку «любимое» на складе своих воспоминаний.

То, как лиса действует на него, не лезет ни в какие рамки. Чонгук часами копается в себе, придумывает сотни вариантов, почему все именно так, почему именно Юнги способен заменить ему всё и всех, но придумать не может.

Этот омега неумелый в постели — Чонгук видал куда лучше, он даже не самый красивый омега из тех, что встречал альфа, хотя сейчас он готов поспорить с этим утверждением. Может у Юнги нет роста, роскошных бедер и форм, но, блять, в нем есть что-то другое. Что-то, что вынуждает внутренности альфы скручиваться в морской узел, что-то, что заставляет хотеть именно его и думать именно о нем.

Шуга мелкий совсем, будто прозрачный, но то, как он смотрит, как отвечает на поцелуи, как выстанывает имя Чонгука, когда он одним резким толчком погружается в него — рвет альфу изнутри на клочья. Чонгук задирает футболку омеги до груди, проводит пальцами по животу, стоит легонько надавить, и там сразу остается след, альфа бы понаставил их везде, одной метки для лисы мало. Чонгук толкается сильнее, а потом входит до упора и замирает.

Юнги так и застывает, приподняв попу и обвив своими затянутыми в чулки ногами торс альфы. Ноет, просит начать двигаться, но Чонгук нарочно мучает. Выходит медленно и до половины, изучает лицо, поглаживает взмокшие волосы, убирает прядки со лба и вновь толкается. От этой сладкой пытки у Юнги вся комната превращается в одно сплошное белое пятно, всё перед глазами размывается, кажется, если Чонгук сейчас же не начнет втрахивать его в этот стол, то Юнги лишится рассудка. Чонгук внутри, но он не двигается. Юнги готов уже плакать, потому что обидно и хочется. Потому что альфа делает это нарочно, и омега готов его умолять, терпеть эту муку сил нет.

— Прошу тебя, — рвано, с трудом произнося каждое слово. — Умоляю…

— Понимаешь, каково мне? — альфа нагибается к лицу омеги, заставляя того сильнее обвить себя ногами.

Юнги не моргает — Чонгук так непозволительно близок, настолько глубоко внутри, что это ощущение наполненности заставляет пальцы на ногах сжиматься и дышать через раз. Омега сжимается, льнёт ближе — не отпустит. Не сегодня.

— Мне твоего вида достаточно. Ты меня с ума сводишь, лисёнок.

Альфа вылизывает его шею, не реагирует, на впившиеся до крови в плечи ноготочки.

— Я умру сейчас, — шепчет омега и зарывается рукой в угольные волосы. — Не могу больше терпеть.

Юнги выгибается под тяжестью навалившегося на него тела и сам поддается вперед, надеясь получить долгожданную ласку. Альфа его инициативности усмехается. Чон, не снимая омегу со своего члена, приподнимает его за талию и трахает на весу. Юнги уже плевать на всю ненависть и на всю обиду, он стонет в голос, как в припадке, без остановки повторяет его имя и бьется в сильных руках. Целует, кусает, лижет. Чонгук трахает жестко, с силой насаживает, полностью выходит и снова входит. Ему нравится реакция Юнги, нравится, как вечно озлобленный и обиженный омега, превращается совсем в другого человека в его руках.

Юнги не стесняется, не зажимается, он отдается настолько горячо, что у Чонгука внутри вулкан просыпается. Тот самый, который проснулся впервые в казино, где запах Мина просочился под кожу и вытеснил остатки разума. Чон знает, что завтра омега будет в синяках, но похуй — он сильнее сдавливает в руках его бедра, шире разводит ноги, рвет в нетерпении чулки и целует. Сотню, тысячу, миллион раз. В этом и главное отличие этого омеги. Чонгуку хочется целовать его постоянно, его губы - любимая часть тела альфы, скулы, по которым он водит губами, щеки, которые так мило краснеют, когда Шуга зол или возбужден. Чон целует поочередно верхнюю и нижнюю губу, посасывает, слизывает с них малиновый вкус и вновь тянется. Чонгук этими губами не насытится, так же, как и этим телом и голосом.

Это какой-то персональный ад Чонгука — вот так вот зациклиться на омеге. Посадить его на трон в своей голове, посвятить ему все свои мысли и перестать возбуждаться от других. Это ни в какие рамки не лезет. Это неправильно, но а что у них вообще с Юнги было правильно. Ничего. Пусть все именно так, но этот омега будто сделан на заказ спецом для Чонгука, и альфа его не отдаст и не обменяет.