Ultraviolence (СИ)

Дверь захлопывается, и Юнги снова откидывается на постель. Последнее предложение крутится в голове, и как бы ни хорохорился омега, тепло разливается по венам, и легкая улыбка трогает его губы. Юнги подтверждает свой поставленный самим же ранее диагноз и сладко засыпает.

***

— То есть деньги теперь тебе не нужны, или ты цену себе набиваешь? — широкоплечий альфа преграждает путь идущему из дома Хосоку.

Хоуп уже две недели, как живет у Техена. Папа будет еще месяц лежать в больнице. Из-за того, что болезнь запущена, окончательно его так и не вылечат, но доктор обещал, что он в скорейшем времени сможет передвигаться с тростью, то есть об инвалидной коляске можно будет забыть. После завершения терапии Техен настаивает отправить его в санаторий за городом на некоторое время и как раз к тому времени начать и закончить ремонт в их старой квартире. Хоуп больше с альфой не спорит — это бесполезно. Омега с утра приехал на старую квартиру за кое-какими вещами и абсолютно случайно встретился с одним из бывших постоянных клиентов во дворе.

— Я больше этим не занимаюсь, — грубо отсекает попытки альфы Хоуп и пытается его обойти.

— Что, богатого ебыря нашел? А раньше ты, чуть что, отсосать прибегал, — грязно усмехается мужчина и наступает. Хосок внутренне собирается, уже готовится кулаками отбиваться от назойливого бывшего клиента, как его и альфу отвлекает рёв мотора въехавшего во двор мазерати.

Техен, громко хлопнув дверью, в два шага оказывается рядом с парнями.

— Какие-то проблемы? — спрашивает Ким у альфы, который, узнав главу третьего Дома, начинает пятиться назад.

— Никаких, — мямлит мужчина.

— Вот и прекрасно, — скалится ему Ким и поворачивается к омеге. — Что за манера сбегать без предупреждения?

— Я за вещами приехал, — поникшим голосом отвечает Хоуп и идет к мазерати. Только омега открывает дверь, как слышит звук удара и, обернувшись, видит, как его бывший клиент, прикрыв ладонями лицо, падает на землю.

Техен, как ни в чём не бывало, идет к дверце водителя и опускается на сиденье.

— Обязательно было его бить? — спрашивает Хоуп, пока альфа выруливает со двора.

— Он нехорошо тебя назвал, — Ким тянется к пачке сигарет и закуривает.

— Ты всё равно не можешь избить всех, это мое прошлое, и оно будет меня преследовать.

— Мне похуй, — взрывается Ким. — Значит, я буду бить всех и каждого, кто скажет непристойности про тебя, кто даже просто плохо посмотрит в твою сторону. Каждого. Твое прошлое должно остаться в прошлом. Отныне я не позволю никому оскорблять мою омегу, а ещё с этой минуты ты не ходишь никуда без охраны.

— И грустно, и смешно, — хмыкает Хоуп и, подвинувшись к альфе, кладет голову ему на плечо.

— Пусть лучше будет смешно, — остывает Ким и целует омегу в макушку.

***

— Что ты здесь делаешь? — Риз останавливается напротив двери в свою квартиру и смотрит на сидящего перед ней Чимина.

— Ты всё-таки сменил ключи, — горько улыбается омега.

— Да, сменил, и тебе нечего здесь делать, так что будь добр — уйди.

— Риз, пожалуйста, ты хотя бы от меня не отворачивайся, — просит омега и продолжает жалостливо смотреть на альфу снизу вверх. Ищет в глазах Риза, за что бы зацепиться, не находит. Вжимается лопатками к стене и из последних сил цепляется за ускользающую реальность, в попытках ее поменять, подстроить под себя. Вот только альфа перед ним так явно не думает. У Риза в глазах боли на миллион лет вперед. Она едкая, выедающая, даже до Чимина дотягивается: один ризовский взгляд и омега придавлен к каменному покрытию подъезда, размазан по его стенам — только не от боли. От стыда. Риз смотрит так, что лучше было бы дать земле развернуться и похоронить под толстым слоем, смотрит так, что не имеет значения для чего и зачем, какое оправдание у Чимина, от его взгляда — омега бесформенная масса, кусок оголенной плоти, не достойный ничего, прогнивший до основания.

— Уходи, Чимин, — Риз морщится, будто Чимин воняет. А он и вправду воняет — предательством. Этот смрад уже успел осесть даже на стенах подъезда. Риз дышит через раз. Смотреть на омегу нет сил. Последние несколько часов альфа только и делает, что распадается на тысячи мелких осколков и собирается вновь, что давится своими же перебитыми внутренностями, стоит попробовать выдохнуть.

— Почему? Почему я должен уйти? — Чимин обхватывает себя, уговаривает, что справится, что сможет — Риз ведь не прогонит, не даст размазаться так, чтобы потом уже совсем не собраться.

— Потому что больше нам с тобой встречаться не стоит, — альфа выносит приговор, пускает его в омегу ядовитой стрелой, вот только Чимину не понять, что весь этот яд, пропитавший кровь Риза — его рук дело.

— Риз… — Чимину вмиг обрубили все нити, повязки, ремни, обесточили, обескровили. Оставили сломанного в холодном подъезде хрипеть и повторять имя альфы.