Ultraviolence (СИ)

Юнги ходит между пытающимися ему угодить и всячески подлизаться людьми, вертит в руке бокал с вином и всё ждет, когда уже можно будет поехать домой и прижать к себе своё счастье, которое он не видел со вчерашнего утра.

— Юнги, — преграждает ему путь Техен.

— Техен.

— Смотрю ты кровью никак не напьешься.

— Она вызывает привыкание, — скалится омега.

— Смотри, не захлебнись.

— Всё не можешь простить мне того урода?

— Тот урод был моим помощником.

— Нехуй было лезть на мою территорию.

— Ты играешь грязно.

— Так же, как и вы все, а теперь прошу меня извинить, — Мин подзывает своего громилу и идет на выход.

По дороге домой Юнги приказывает шофёру заскочить в больницу, где находится Чимин. Несмотря на позднее время, для главы второго Дома все двери открыты всегда. Юнги заходит в белую палату и садится на стул у зарешеченного окна. Чимин сидит посередине постели и не видящими глазами смотрит на омегу. Мин часто приезжает к Чимину, потому что он единственный человек в этом городе, который может понять его боль. Пусть даже омега не соображает ничего и вообще смотрит будто сквозь Мина. Три года терапии ни к чему не привели. По словам врачей, Чимин сам не хочет выздоравливать, он заперся в этом вакууме неведения и не вылезает.

— Когда придет Чонгук? — бесцветным голосом спрашивает Чимин.

— Никогда, — повторяет в миллионный раз Юнги и собирает под себя ноги. — Я тоже скучаю, всё время, — Мин утирает кулачками непрошенные слезы.

Это единственное место, где Юнги не приходится притворяться, где можно и плакать, и казаться слабым.

— Я всё время езжу к нему, иногда злюсь на него, что он так рано ушёл, что оставил меня, а он только смеется. Все повторяет «ты справишься», а я ему верю. Чимчим, мне очень плохо. Я цепляюсь за жизнь зубами, всё время твержу себе, что буду жить ради малыша, ради того, чтобы не оставить кровь Чонгука на земле, но иногда и это не помогает, особенно по ночам. Горе просыпается ночью, впивается когтями мне в глотку и рвёт и рвёт, — Юнги обхватывает горло пальцами и трёт. — Я тоже хочу, как ты, хочу не воспринимать правду, но она въелась в мой мозг и не дает дышать. Я хотел и тебя взять к ним на могилу, но врачи говорят, ты можешь не выдержать, и тебе станет только хуже, поэтому пока буду продолжать ходить один. У них с Ризом самые красивые могилы, я постоянно меняю там цветы.

— Риз, — выдыхает Чимин.

— Да, Риз, — надломлено говорит Мин. — А Чонгук-и растёт, он уже тараторит во всю и носится по дому, и чем он старше, тем больше похож на отца. Я, когда на него смотрю, и плачу, и смеюсь одновременно. Ты выздоровеешь, и я вас познакомлю, обещаю.

— Когда придет Чонгук?

— Никогда.

Юнги подходит к омеге и коснувшись губами его лба, идёт на выход.

***

У Чонгука своя детская, заваленная игрушками, красивая и удобная кроватка, но маленький альфа отказывается спать у себя. Вот и сейчас Юнги входит в спальню и застает сопящего малыша на своей кровати. Юнги осторожно присаживается рядом и целует ребенка в щёчку. Малыш хмурится во сне, но продолжает сладко спать.

— Я так тебя люблю, мой маленький, очень люблю. Ты даже не представляешь, что ты для меня значишь, — шепчет Мин и замечает, как альфа потягивается и, открыв глаза, смотрит на папу. — Ну вот, я тебя разбудил, — тепло улыбается омега и тянет руки к сыну.

Ребёнок взбирается на колени папы и обнимает ручками его за шею.

— Как же я жду, когда ты вырастешь. Я постараюсь до этого очень многое успеть, чтобы тебе было легче, — шепчет Мин ребёнку. — Пока у меня не очень-то сильно и получается, но я стараюсь.

— Папа, не плачь, — бурчит ребёнок и ладошкой утирает слезу, скатившуюся по щеке Юнги. — Я совсем скоро вырасту и буду тебя защищать.

— Знаю, — сквозь слёзы улыбается Мин. — Ты мой защитник, мой герой, ты накажешь всех, кто обидел папу.

— Угу. Всех.

— А кого сильнее всех?

— Ким Намджуна. Он плохой, — не задумывается ребёнок и теребит воротник миновской рубашки.

— Очень плохой, — подтверждает слова сына довольный омега.

— И еще Ким Техена, — произносит ребёнок.

— Умничка.

— Но Юн же хороший, — хмурит бровки альфа. — Один альфа в садике отобрал его игрушку, а я толкнул альфу и вернул ему игрушку, потому что Юн плакал. А он, когда плачет, я тоже хочу плакать.

— Чонгук-и, — Юнги берет альфу на руки. — Он плохой. Он не хороший.

— Но папа.

— Он такой же, как его отец. Помни это.

— Но папа, — ноет малыш.

— Никаких «но папа». Ты поймешь, когда вырастешь, а теперь спать, — Юнги целует ребёнка в щечку и решает на следующий же день перевести его в другой садик. Мин нарочно зачислил его в садик Юна — Намджун бы не стал нападать на ребёнка при собственном сыне, но Юнги лучше усилит охрану, чем позволит Чонгуку питать нежные чувства к сыну врага. Омега прижимает малыша к груди и, слушая его ровное дыхание, засыпает.

***