Ultraviolence (СИ)

Джин боится убрать ладони с лица, боится столкнуться взглядом с глазами полными ненависти. Намджун имеет право. Джин лгал всем, ему в том числе. Притворялся тем, кем не являлся, выставил всех идиотами. Джину стыдно.

— Не думаю, что это то, чего ты на самом деле хочешь, — хрипло произносит Ким и делает еще один шаг.

— Умоляю, не топчи остатки моей гордости, — Джин, наконец-то, убирает руки и поднимает взгляд на альфу.

— Блять, — Намджун зарывается ладонью в волосы и, отойдя к стене, прислоняется к ней. — Блять.

Сказать нечего. Уходить не хочется. Намджун хочет остаться. Желательно на всю жизнь.

Джин с трудом поднимается с пола и опускается на диван. От одного присутствия Намджуна его штормит. Желание, которое все это время тлело глубоко внутри, разгорелось огромным пламенем, пожирающим омегу. Джин почти не контролирует свое рвущееся к альфе тело. Он до скрежета сжимает зубы, задерживает дыхание и чуть ли не до крови скребет ногтями ладонь. Хочется его рук, его губ, его запаха ближе и ближе. Зарыться бы в ложбинку на ключицах и умереть. Или остаться жить. Джин уже не знает, что лучше, но одно ясно: Намджун — это единственный альфа в мире, который одним своим появлением превращает Джина в безвольное нечто. Омега никогда не умел контролировать себя рядом с ним, старался, пытался, но всегда терпел неудачу. Намджун — это личное испытание Джина. Ведь нет наказания хуже, чем любить кого-то без права на счастье. Без права получить его. А у Джина такого права нет. И он даже не будет сейчас разбирать причины, которые привели к этому, не будет искать виноватых, хотя прекрасно знает главного виновного.

Это позор. Намджун уличил его во лжи и сейчас это все, о чем может думать омега. Даже Совет, лишение должности, людская молва, все это отходит на задний план. Джину стыдно перед Намджуном. До слез. Они рвутся наружу, душат омегу, и тому приходится часто-часто моргать, лишь бы отогнать их и не пасть еще ниже.

— Тебе лучше уйти, — собрав всю волю, настаивает Джин. — Пожалуйста.

Смотрит так, что у альфы внутри все разносит. Намджун тверд, как гранит, несгибаем и непоколебим. Альфа всегда знает, чего хочет, и всегда получает, но взгляд этих затуманенных похотью глаз, сквозь которую все равно отчетливо просачивается дотягивающаяся даже до него боль, что-то меняет. Переставляет приоритеты Кима и выносит Джина и его желания на передний план. Хотя омегу хочется невыносимо. До ноющих костей и чешущихся ладоней. Прикоснуться бы. Вдохнуть бы его запах поближе, коснуться бы губами его губ. Сколько он о них думает? Да все последнее время. Все последние дни и часы. Джин прочно сидит в голове, управляет мыслями и не дает продохнуть.

Намджун — везучий сукин сын. Он поздравляет себя мысленно, понимая, что у Джина теперь уже окончательно нет шансов от него избавиться. Ким и так давно решил, что Джин будет его, а теперь он уверен. Намджун не знал до него, что такое любовь, но он полюбил его еще бетой. И это и есть самый главный экзамен, который альфа прошел. Сомнений в его чувствах нет, и у Джина их быть не должно. Но сейчас Намджун послушается, пусть зверь внутри рвет на части его плоть, бьется в агонии и тянется к омеге, Намджун выполнит просьбу своего омеги. Джин и его желания важнее всего, даже желаний Кима.

Намджун грубо выругивается и идет в коридор. Выйти бы на воздух. Перестать бы дышать им. Это невыносимо. Будто высшие силы собрались и устроили Намджуну изысканную пытку. Намджун выходит за изуродованную собственными руками дверь, прикрывает ее и прислоняется к ней лбом с обратной стороны. Впервые в жизни Намджун уступил. Впервые в жизни он сделал то, чего не хотел. Альфе тяжело от мыслей, устроивших хаос в голове, упорядочить их не кажется чем-то возможным. Почему с этим омегой хочется церемониться, почему не хочется применять силу — вернуться в квартиру и забрать свое. Альфа внутри уговаривает, подбивает на то, чтобы Намджун вернулся, чтобы прижал омегу к себе, но Ким не сдается. Продолжает так и стоять, прислонившись к чужой двери, и надеется, что его отпустит. Хотя надеяться глупо.