Ultraviolence (СИ)

Ким натягивает на себя рубашку и твердыми шагами идет на выход. Намджун не может унять разрывающую его ярость. Она растекается внутри и только разрастается. Обволакивает все черным и затапливает альфу с головой. Джин думает, что с Намджуном это прокатит, что он может вот так отказать главе первого Дома. И плевать на причины. Намджун не лгал — ему и вправду на все плевать. Он хочет Джина себе. Он хотел сделать все правильно и красиво, он старался, но этот омега глупый. Намджун не отступит, и лучше бы омеге одуматься. Ким не привык отказываться от того, что хочет. А так сильно, как этого парня, он не хотел никого. Был бы Намджун подлецом, то и метку бы поставил и до сцепки дошел, не оставил бы омеге выбора, но Джин это не оценил, проигнорировал. Ким садится на заднее сиденье ягуара и приказывает шоферу ехать домой. Альфе надо переодеться и поехать в офис. Пора заняться работой и наверстать все то, что было упущено за эти дни с омегой.

Джин так и стоит на кухне, не в силах пошевелиться. Намджун ушел, но его запах все еще здесь. Джин все еще физически ощущает прожигающий кожу взгляд черных глаз и прикосновения. Он разозлил Кима, хотя не хотел. Джин просто пытался ему объяснить, честно старался донести до альфы, что есть вещи важнее, чем желания и даже любовь. Очень жаль, что Намджун не понял. И пусть у омеги внутри сейчас умирает только недавно зародившееся чувство абсолютного счастья, он не может сделать шаг назад, не может перечеркнуть все эти годы. Обидно и больно, хочется побежать за Намджуном, зарыться в его грудь и позволить увезти к себе, но нельзя. Джин знает, что он сам виноват, знает, что это был его выбор, но осознание его боль не облегчает. Омега чувствует себя, как никогда, одиноким. Был бы его папа хоть немного добрее, то Джин бы сейчас поехал к нему и, положив голову на колени, разрыдался, попросил совета, а все что ему остается в реальности — это пожирать себя изнутри и постараться не сдохнуть от затапливающего с головой отчаянья. Хотя апельсиновый сад небось невероятный. Джин отгоняет мысли о совместном доме, которому не суждено стать реальностью, и идет в душ. Завтра уже на работу, надо прибраться в доме и привести себя в порядок.

***

Юнги просыпается от тянущей боли внизу живота и понимает, что ад только что раскрыл свои врата для него. У него начинается течка. Мин в панике осматривается в комнате и, поняв, что он один, бежит в ванную. Вчера Чонгук так больше с ним и не заговорил, но что самое удивительное — он к нему так и не пришел. Прислуга сразу же проводила Мина в огромную спальню и скрылась за дверью. Куда делся Чонгук, и что вообще произошло за дверью спальни, омега не знал, а выйти и проверить — смелости не хватило.

Юнги стоит под холодным душем и пытается унять жар, медленно, но верно растекающийся внутри. Он не смог предотвратить худшее, не смог отсрочить течку, он вообще ничего не смог. Юнги злится на себя, на свою беспомощность и невезучесть, швыряет о зеркало все баночки и скляночки с полок, но даже разнесенная ванная тупую боль, заполнившую парня, не унимает. Хотя это и не боль даже. Это, скорее, переплетающее вены отчаяние, смешивающаяся с кровью безнадежность и расплывающаяся в груди пустота. Все это заставляет думать, что теперь уже точно конец, что больше бежать и доказывать себе ничего не надо. Финиш.

Юнги так не сможет. Он не может принять условия Чонгука и изображать из себя безвольную куклу. У него свои желания и мечты, и пусть иногда кажется, что им никогда не сбыться, под грудной клеткой все равно ноет. Юнги хочет другой жизни, хочет иметь право выбирать, хочет сам решать. Он не чья-то подстилка. Он всегда бежал от этого, он сутками сидел за учебниками, не проводил ночи в клубах, как его сверстники, а зубрил. Потому что хотел большего, потому что мечтал о другой жизни. Никто не может так ворваться в его жизнь и уничтожить все те годы одним взмахом руки. Никто не имеет на это право.

Омега возвращается в комнату и лихорадочно придумывает план, который помог бы скинуть с себя эти видимые-невидимые цепи, избавил бы его от рабства. Вот только в голову ничего не лезет. Юнги в ловушке, будто в огромном лабиринте, где куда бы он ни свернул, все равно придет к Чонгуку.