Улус Джучи

– Да, для эмоциональной лирики с описательными местами лучше всего подходит такой размер, как хорей и два вида ямба с дактельными концами первой и третьей строки, – оторвалась Аля от переглядок с приятным парнем, который проходил мимо, – а вообще, я за то, чтоб во все места вставлять концы всех размеров, если, конечно, это введение не банальное.

– Ты уже задолбала каждое утро про свою задницу рассуждать! – воскликнула Рита и проскользнула в подсобку, чтобы раздеться – но не так сильно, как Аля. Сняв куртку, шапку, ботинки и надев шлёпанцы, она села за кассовый аппарат, а мадам Гишон занялась клиентами. Но клиентов было не много, и Аля, пользуясь этим, стала размышлять вслух:

– Не все грибы можно есть, – молвила она, всё более снисходительно улыбаясь прохожим, многие из которых шарахались, замечая живость её лица, – однажды я отравилась какими-то подозрительными грибами. Это случилось вовсе не потому, что грибы неправильно приготовили. Точно так же некоторых людей невозможно слушать, даже если они говорят правильные вещи или читают талантливые стихи. Поэтому я никогда не хожу на конкурсы.

– Точно, люди такие и есть, – подтвердила Эльза, пока две её клиентки принюхивались к духам, предложенным ею, – но что такое талантливые стихи? Советую взять вот эти, за девятьсот – разница в цене небольшая, но шлейф гораздо насыщеннее … Что значит – талантливые стихи? Я не понимаю.

– Ну, это стихи, которые бьют наотмашь, – пожала плечами Аля, до смерти напугав старушку этим движением, – что здесь можно не понимать?

– Вот именно это. Я не люблю, когда меня бьют.

– Ну, и очень зря! Рожать тоже больно, но если бы никто не рожал, никого бы не было.

– Ты сравнила!

– А почему нельзя сравнивать? Меня бесит позиция Мандельштама, который против сравнения. Что угодно можно и нужно сравнивать с чем угодно и как угодно. Тогда Нотр-Дам-де-Пари всегда будет символом европейской цивилизации, а не храмом веротерпимости! Вот и всё.

– Не всё, – возразила Рита, пробив двум девушкам чек, – если мы начнём всё на свете сравнивать, нам придётся делить талантливые стихи на просто талантливые и гениальные. Мне бы этого не хотелось.

– А почему? – не поняла Эльза.

– Да потому, что нет у меня особенно гениальных произведений.

– Не неси чушь! – разозлилась Аля, – поэтов, а не стихи можно разделить на две эти категории. Стихи гения не сильнее зрелых стихов талантливого поэта. Разница в том, что талант взрослеет, а гений взрослым рождается, и от первых своих стихов до самых последних сияет ровным, неоспоримым, слепящим блеском!

– Абрамова, ты опять начиталась бреда. Примеры есть?

– Да, конечно. Есенин и Маяковский, Ахматова и Цветаева. Я, конечно, больше люблю Есенина и Ахматову, потому что от них пахнет одуванчиками и лесом, но если смотреть глобально …

– Замолчи, дура, – с тоскою взмолилась Рита, – меня от тебя тошнит!

Аля рассмеялась, давая этим понять, что участь бледной поганки её прельщает. Два покупателя, судя по направлению взглядов, поддерживали её, а три покупательницы склонялись к доводам Риты, ибо на ней одежды было побольше. Эльза держала нейтралитет. Через пять минут Рите позвонила Эльвира.

– Я говорила с врачом, – сухо доложила она, – он у тебя не был. Они отменили вызов.

– Да это было понятно ещё вчера, – заметила Рита, одной рукой пробивая чек за колготки, – у тебя всё?

– Не совсем. Я тут в интернете нарыла кое-что интересное.

– Что конкретно?

– Об этом лучше поговорить при встрече. Ты сейчас где?

– На проспекте Мира. Я здесь работаю в магазине.

– А, в магазине? Я, может быть, заеду к тебе до вечера. Когда буду поблизости, позвоню.

– Хорошо, звони.

Аля босиком отправилась в туалет, до слёз опечалив толпу мальчишек, которые собрались на неё глазеть. Перед этим, правда, она им крикнула, что они – прогульщики, извращенцы, маленькие ублюдки и невоспитанные скоты. Но призывом к совести невозможно было их отлепить от стекла. Они просто издевались над Алевтиной. Когда она убежала, мелкие невоспитанные скоты её дождались. Они умоляли хоть на одну секунду показать задницу. Рита вышла и быстро отогнала их с помощью швабры.

– Пропавшее поколение, – опечалилась символистка, когда кассирша вернулась на своё место, – вряд ли родители им читали Блока.

– Зато Есенина – точно, – сказала Рита и снова вынула телефон, чтобы позвонить Ариане. Но она сразу вспомнила, что у той сейчас нет мобильника. Вдруг Малявка сама позвонила ей с другой карты и сообщила, что телефон уже куплен и что она сейчас на работе, в больнице, и Димка – здесь же, поскольку он госпитализирован.

– Хорошо, – ответила Рита, опять стуча пальцами по клавишам, – то есть, плохо. Слушай, тут у меня сейчас напряжёнка. Давай созвонимся вечером.

– Я с восьми работаю в «Трое», – предупредила Малявка, – прогуливать не могу, мне деньги нужны.

– Будь поосторожнее, Ариана.