– Привет, – сказала она, воззрившись на подголовник водительского сиденья, – меня зовут Ариана. А как тебя зовут?
– Миша, – ответил автовладелец, пристально глядя на обитательниц общежития. Те ему улыбнулись и зашагали к метро. Надя пару раз оглянулась. Она увидела, что шатенка – то есть Троянская, села рядом с Малявкой, а ярко-рыжая, то есть Аля, рядом с водителем. После этого двери мягко захлопнулись, мощный двигатель загудел и чёрный автомобиль, набирая скорость, за один миг обогнал соседок Малявки. Спустя ещё один миг он скрылся за поворотом, где пролегала большая шумная улица.
Аля гордо прищурилась и закинула ногу на ногу, наслаждаясь высокой скоростью.
– Задавайте свои вопросы, – сказала она подружкам, – что вас интересует?
– Можно курить? – спросила Троянская, с интересом трогая кожаную обивку сиденья. Миша кивнул. Ленка закурила, слегка опустив стекло, чтоб стряхивать пепел.
– Почему – Миша? – задала свой вопрос Ариана, – ведь Михаил – еврейское имя!
– А что оно означает? – спросил водитель, свернув на другую улицу, чтоб объехать метро «Текстильщики».
– Равный Богу.
– Вот ты на свой вопрос сама и ответила. По-славянски меня зовут Усмошвец. Смысл – точно такой же, но можно язык сломать. Поэтому, для друзей я – Миша.
– А для официальных лиц, которые смотрят паспорт? По документам ты кто?
– А вот когда станешь официальным лицом, тогда и узнаешь, – резко вступилась за друга Аля Абрамова, – а пока ты – Малявка!
– Троянская, что молчишь? Задавай вопросы!
– Как тебе Заболоцкий? – спросила Ленка каким-то не своим голосом, слишком тихим и осторожным. И тон её, и вопрос Алю удивили. Она была далека от признания Заболоцкого интересной темой для обсуждения. Но смолчала.
– Про Иволгу – впечатляет, – ответил Миша, меняя ряд для обгона, – можно сказать, прошибает почти насквозь. Но жаль, что в концовке слишком до фига пафоса.
– Ты про стихотворение «В этой роще берёзовой»? – изумилась Ленка, – мы с тобой верно друг друга поняли?
– Да, конечно.
– А ты бы что вместо пафоса предложил?
– Я чужие стихи могу только разбирать, но не конструировать. Могу ещё прочитать, стараясь ослабить пафос.
– Ну, прочитай! Я послушаю.
Продолжая уверенно маневрировать, Миша глухо и монотонно продекламировал оглушительное стихотворение «В этой роще берёзовой». Очень долго молчали все. Аля горделиво посмеивалась. Малявка трепетно бултыхалась в каких-то странных эмоциях. Они были ей незнакомы.
– А как тебе Георгий Иванов? – опять пристала к Мише Троянская, когда он выруливал на московскую кольцевую автодорогу, – ты знаешь стихотворение про пальто?
– Да, я его знаю. Но наизусть не помню.
– Урод! – возмутилась Аля, хлопнув себя ладонями по коленкам, – он – символист, как и я, а ты до сих пор не выучил наизусть четыре его строки, которые стоят всех остальных?
И под вой машины, которая набирала очень большую скорость, из Али вырвался стон такого порядка:
– Кому-то всё же нужно то,
Что я вдыхаю воздух,
Что старое моё пальто
Закатом справа залито,
А слева тонет в звёздах!
Миша кивнул. Его зацепило.
– Да, да, да, да, в звёздах, в звёздах! – отчаянно затрясла башкой и Троянская, отдавая окурок хлопающему ветру, – пожалуй, я соглашусь, что литературное дарование измеряется не масштабом и глубиной философской мысли, а силой художественной подачи! Это не подлежит сомнению!
– Неужели и в модернизме? – едко спросила Аля.
– Конечно! В первую очередь!
Ариана уже звонила Рите Дроздовой, чтоб поделиться мощными впечатлениями. Она два раза сбивалась, на третий раз набрала.
– Малявка, привет, – ответила Рита довольно радостно, хоть звонок, судя по всему, её разбудил, – ты уже проснулась? Как у тебя дела?
– Ты мне не поверишь! – выдохнула Малявка, – я научилась слушать стихи! Они меня потрясли!
– Стихи? Какие стихи?
– Про иволгу! Про пальто!
Рита озадачилась.
– Ты в машине? Что это за машина? Куда ты едешь?
– На дачу!
– На дачу? Мать твою драть! …! На какую? С кем?
Малявка взволнованно объяснила. Она даже заикалась, что было ей порой свойственно. Но Рита её вполне терпеливо выслушала.
– Что скажешь? – закончила свою речь Малявка, – круто ведь! Правда?
Рите сказать уже было нечего. Она молча ушла со связи.
Глава девятнадцатая