Виталя выполнил наш уговор. Правда, только через три дня! Пришлось заказывать «следилку» по интернету. Он показал, как происходит слежение. Активировал маячок, присоединив сигнал к моему телефону. Маячок, действительно, очень похож на симку, с таким же чипом, правда, пластинка чуть потолще. Виталя посоветовал не скрывать от Феликса своих планов, интимно сообщив, что этот «подросток-аналитик» имеет неплохой нюх, и лучше договориться, чем оказаться перед фактом того, что он нашёл и выкинул маячок.
В этот же вечер я начал осуществлять его рекомендации. Заговорил с Феликсом за «ужином» — язык не поворачивается так называть кусочничество на табуретке.
Демонстрируя маячок, постарался быть убедительным. Феликс держал картонку с чипом в ладони, внимательно разглядывал, а я чувствовал, как в его голове что-то двигается, что-то крутится.
— Гера, спасибо, конечно… — взглянул он на меня, — но твоя опека очень плотная — я думаю, что клоун и так не знает, как подступиться. Ты потратил свои деньги?
— Ерунда!
— И еще один вопрос! Ты сказал об этом Панченко?
— Н-нет… — почему-то покраснел я, ведь Виталя — не Панченко, следак ничего не должен знать…
— Если меня отстранят и запрут, — жестко сказал Феликс, явно заметив мой румянец, — я не прощу тебя!
— Панченко не знает! — старался быть тверже я; нужно будет завтра же поговорить с Морозовым, чтобы тот не болтал!
Феликс положил маячок на подоконник, рядом с легендарным перекидным календарем 1995 года. Я уже несколько раз его просматривал, видел смешные метки братьев, большей частью мне непонятные. А белобрысый мой сожитель не захотел вспоминать и объяснять их мне.
— Я подумаю, как распорядиться твоей заботой! — тихо сказал Феликс. — Носить-то надо в трусах? Или под кожу вживить?
И я подумал, что обошлось, что будет носить маячок при себе. Завтра ему напомню или сам определю эту штучку ему в куртку или в обувь под стельку. Мне так спокойнее! Но вышло не так, как я хотел! Уже через два часа мы поссорились. Из-за меня. Вернее, из-за моих приставаний.
Его фраза о том, что он никогда не будет мужчиной, не давала мне покоя. У него не бывает эрекции? Сексуальное расстройство, которое вызвано тем ужасом, который он пережил. Феликс больше не заговаривал об этом, да я и не спрашивал! Почему я решил, что смогу его завести? Что смогу переломить этот страх? Наверное, дело вообще в другом: я только прикрывался этими идеями по «излечению зайки». Я тупо хотел его сам, наплевав на свои гомофобские терзания. Обычно ложились спать и я просто обнимал его, слабо сопротивлявшегося. А сегодня пошел дальше.
Стал целовать. Сначала в шею, в загривок, где начинались мягкие белые волосики, потом спустился по позвоночнику и попробовал каждый бугорок языком и зубами. Так я смог спуститься до лопаток: дальше его футболка не растягивалась.
— Гера! — меня бьют локтем. — Отъебись!
Но я не внял. Рывком разворачиваю его на себя, забираюсь на него, придавливаю вихляющие руки, присасываюсь к губам. Феликс протестно мычит в меня, сначала пытается увернуться. Правда, я был настойчивее: заставил его затихнуть и даже открыть рот. Класс! Какой он трогательный, безответный, зайчишка-трусишка! Я уже отпустил его руки. Обхватил его виски и затылок, целую по-хозяйски, не только в губы. Он бровями двигает, пыхтит…
О чем я думал, когда стал ползать руками по нему? Неужели предполагал, что дело закончится сексом? Придурок, вот и шарил по такому трогательному, щуплому и притягательному телу. Как это делать? Что нужно, чтобы партнеру было не очень больно? Какая поза менее травматична? Вообще не знал ни-че-го! Даже презерватива не было! Да еще и приставал не к кому-нибудь, а к парню с серьезным расстройством именно в этом направлении! Ну не придурок? При-ду-рок! На меня просто нашло! Мну его ягодицы, залез в штаны, вожу лицом по шее, по груди, стонать начал… Не слышал, что Феликс мне стал что-то просительно говорить, не чувствовал, что он напрягся, дышит прерывисто… В общем, у меня в паху все набухло, выпрямилось, заныло сладко, трусь о бедро моего зайки… и вдруг слышу крик:
— Не-е-ет! Па-ма-ги-те! Пожалуйста, не надо! — орет Феликс. Меня словно по башке ударили, протрезвел. Смотрю на него, в глазах ужас, на губах улыбка, руки дрожат… Блядь! Я соскакиваю, наклоняюсь над ним, глажу по волосам:
— Прости, прости, прости меня, я тупой идиот! Я… я не буду больше!
— Уходи! — выдыхает он.
— Нет! Я просто не буду больше!
— Уходи! Не трогай меня!
— Ты не должен быть один! Я не уйду! Прости!
— Ты хотел… меня… уходи! Я не могу!
— Прости! Филипп! Но я…
— Я не Филипп! Оставь меня уже!
— Хорошо! Я уйду. Но завтра я зайду за тобой! Никому не открывай!
— Уходи!
— Обещай, что никому не откроешь!
— Обещаю! Даже тебе не открою! Убирайся!
И я медленно сполз с дивана. Взял подушку, пошел к двери.
— Я не уйду, если ты не закроешься!
Он встает с дивана и, не смотря мне в глаза, подталкивает меня, выдворяет вон; щелчок, он закрылся.