Улыбашка

– Сейчас! Отправляем! Шиничи-сан, я отправила это видео всем твоим друзьям и своему отцу, кстати тоже!

Харука положила телефон на перила рядом с трясущимся Шиничи, и мы побежали прочь. Сука с лаем последовала за нами. Когда я посадил Харуку на поезд, то был весьма сильно вспотевшим.

– Мне было очень весело сегодня! – она чмокнула меня в щёку и послала ещё один воздушный поцелуй уже из вагона. Харука уехала, а я тяжело вздохнув, потопал домой другой дорогой. Я перегнул палку, это было ясно. Так что, то, что случилось на следующий день, было вполне ожидаемо. Ещё до первого урока меня в учительскую вызвали, только я зашёл туда, как сразу этих ребят заметил, копов, их сразу видать. Короче говоря, надели на меня наручники, запихнули в машину и увезли. Вот тебе и посещай занятия после этого! Сижу я в предвариловке и думаю, что теперь меня точно в тюрягу отправят! Мать только жалко. Отвели меня в кабинет для допросов. А там уже сидит какой-то маленький сухонький старичок со старым кожаным портфельчиком, у которого углы обтрепались совсем. Сам старичок такой маленький, что, кажется, сильный порыв ветра его сдуть может. Уставился я на него, а он говорит:

– Вы Такахаши Кен?

– Ну да, – говорю, – это я.

– Я адвокат, зовут меня Кенто Сейтиро. Меня наняли представлять Ваши интересы!

– Кто нанял? – спрашиваю.

– Одна очаровательная молодая особа! – отвечает старичок и глазками мне так уморительно подмигивает.

Ну, короче говоря, через час я уже был на свободе. Отпустили меня, значит. Выговор сделали и я свободен. Перед участком меня Харука ждала. Я с самого утра ничего не ел, так что она повела меня в ближайшее кафе. Пока я ел, она говорит грустным таким голоском.

– Такахаши-кун, тебя из школы выгнали.

– Догадываюсь, – говорю, – что не благодарность объявили.

– Прости, это всё из-за меня! – и сама чуть не плачет.

– Есть такое, – говорю, – ну да ничего не попишешь. Всё равно мне у вас было не место!

– Я тоже туда не пойду, пока тебя не восстановят! – заявила Харука решительно.

– Ну и глупо, – говорю, – тебе в университет поступать, а мне грузчиком работать! Так что не тупи!

– Дурак, – говорит она, – хочешь меня трахнуть?

Сперва, я не понял, что она сказала. Иногда до меня долго доходит, а когда понял. То чуть колой не подавился.

– Чего? – говорю, – совсем с ума сошла?

Она побледнела, встала и говорит.

– Ну, ты и придурок! – и ушла дверью хлопнув.

Чёрт, я её даже не успел поблагодарить за то, что она меня из полиции вытащила!

– Послушайте, Кунишиге-сама, это уже перебор!

Новенький, красный Honda Fireblaide выглядел, так как будто только что съехал с рекламного плаката.

– Дурак ты, Кен-чан! Это подарок не тебе, а мне! Мне осточертело ездить на метро! – отвечала мне Кунишиге.

Эх, человек слаб! Чертовски слаб!

– Ну, разве что так, – протянул я, сам понимая, что звучу не очень убедительно.

– Вот и отлично! Поехали, проедемся!

Своего мотоцикла у меня никогда не было, но угонял я их частенько, ещё до колонии. Так что, что к чему представление имел. Но от этого байка ощущения были совсем другие! За эту Honda Fireblaide я мог бы убить!

Мы катались по городу, пока не стемнело, пока не заехали в район, где велась стройка.

– Останови здесь! – приказала Харука, около здания похожего на заброшенную школу. Мне показалось, что она нервничает.

– Иди за мной!

Мы прошлись с Харукой по заброшенным, тёмным классам, под нашими ногами хрустело битое стекло. Чёрные провалы окон выглядели порталами в другой мир, мир в котором ярко горели огни и двигались люди. Но в мире по эту сторону окон, были только мы вдвоём, я и Харука. Это был мир только для нас двоих.

– Я училась здесь в младшей школе! – сказала она.

– Правда? – удивился я, школа не выглядела как престижная.

– Нет, конечно! – отвечала она раздражённо.

Харука обернулась ко мне и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала меня в губы. Глаза её блестели в темноте. Потом резко отстранилась от меня и вытерла губы рукавом своей вязаной кофты.

– Знаешь, даже в этой тьме ты всё также уродлив! – сказала она, каким-то хриплым чужим голосом, её пальцы коснулись глубокого шрама на моей щеке оставшегося, когда Пачин проткнул её вилкой.

– Я знаю, – сказал я покорно.

– Ну почему ты всегда такой?! – она несколько раз ударила меня обеими кулаками в грудь, – сколько бы я не говорила тебе гадостей, ты никогда на меня не обижаешься! Почему?

Сейчас она вдруг напомнила мне мою жалкую, покорную мать.

– На правду не обижаются! – говорю.

– Дурак! – она опять на секунду прижалась ко мне и вновь сделала шаг назад.

– Ты уволен!

– Что?

– Ты уволен! – продолжала она жёстко, глаза ее, сузившись, стали похожи на две серебряные щёлочки.

– Мне надоело! Мотоцикл оставь себе! Это мой прощальный подарок! Завтра я заплачу тебе сто тысяч и больше знать тебя не хочу!

Она кричала, и её слова гулким эхом разносились по всему зданию заброшенной школы.