«Улыбчивый с ножом». Дело о мерзком снеговике

Читая газеты, она тщательно вылавливала смутные намеки, свидетельствующие о наступлении «А.Ф.». В стране постепенно умело создавалась атмосфера неуверенности. Фондовую биржу лихорадило, курс ценных бумаг колебался без видимых причин, как встревоженные воздушные массы перед грозой. Реакционные газеты, не слишком себя компрометируя, начали переходить на новый, скептический тон в отношении парламентской формы правления. Некие известные личности – во время послеобеденных речей, в клубах, в школах при вручении аттестатов, при закладке фундаментов – выступали за более тесное сотрудничество с тоталитарными режимами. Семена сомнения и разногласий сеялись, подобно плевелам из притчи, пока Англия спала[7].

Были и другие события – таинственные исчезновения, необъяснимые самоубийства – потери в ходе тайной войны. Читая между строк, Джорджия удивлялась, с каким мастерством «А.Ф.» создавал атмосферу кризиса, стремился уничтожить веру англичан в демократические институты.

Сама она, как член одной из лондонских групп этой организации, получила задание вербовать сторонников движения среди своих знакомых – задача, требовавшая всех сил ее ума, поскольку в большинстве случаев вела к вежливому отчуждению или явной враждебности. Но, зная, что «А.Ф.» таким образом испытывает ее, Джорджия делала свое дело. Ей было велено оказывать полное повиновение любому, кто предъявит ей значок «А.Ф.» – такой же кружок, какой она нашла в медальоне; он имелся лишь у шести руководителей районов, членов внутреннего совета; но никто пока к ней не обратился, и Джорджия начала терять надежду на дальнейшее проникновение в движение.

Необходимость публично носить эту отвратительную маску, страшное напряжение, возникающее, когда работаешь на одну сторону и в то же время делаешь вид, будто преданно трудишься на другую, начали сказываться на нервах Джорджии. Поэтому она обрадовалась, получив приглашение снова посетить Мейфилдов, – как может обрадоваться измученный боец, которого переводят на более спокойный участок фронта. По крайней мере предполагалось, что там будет потише…

Глаза Элис Мейфилд горели огнем, в манере держаться прорывалось сдерживаемое возбуждение, которое вскоре получило объяснение, когда она сообщила Джорджии, что одним из гостей будет лорд Чилтон Кэнтелоу. Джорджия тоже разволновалась. У нее начинало складываться мнение об этом богатом плейбое, и ей было важно проверить его.

Однако Чилли прибывал только на следующий день, и мысли о нем вылетели у Джорджии из головы из-за инцидента, произошедшего, когда они добрались до поместья.

– Вы пока пойдите и поздоровайтесь с папой, – сказала Элис. – Интересно, куда он делся?

Вскоре они нашли его в кабинете, где он выглядел не более уместно, чем одна из его лошадей. Шляпа с плоским верхом лежала рядом на письменном столе, в руке мистер Мейфилд держал карандаш и казался настолько погруженным в чтение книги в бумажной обложке, что поначалу не услышал, как вошли женщины.

– Здравствуй, папа. Я…

– Какого черта? С какой стати ты врываешься, как… Прошу прощения, миссис Стрейнджуэйс. Не заметил вас. Как дела? Чертовски жарко сегодня.

Старик поднялся, ловко сунув книгу под стопку бумаг. Пока он энергично жал руку Джорджии, та вспомнила, как в прошлый ее визит сюда Элис сказала: «Отец с книгой? Не смешите меня. Единственная книга, которую он открывает, – это история о лошадиных родословных». А эта книга, насколько она успела заметить, не напоминала упомянутый бесценный труд. Это, несомненно, были гранки. Что делало ситуацию еще более странной. Если мистер Мейфилд никогда не читал книг, то резонно предположить, что вряд ли он книгу написал.

В тот момент Джорджия от комментариев воздержалась, но позднее, когда Элис помогала ей распаковывать и раскладывать вещи, заметила:

– Не знала, что ваш отец писатель.

– Писатель? Нет! С чего вы взяли?

– Мне показалось, что сейчас он читает гранки.

Последовала секундная пауза, прежде чем Элис ответила:

– Их прислал ему какой-то издатель. Попросил составить мнение об этом произведении. Полагаю, им это надо для рекламы. Отцу периодически присылают книги – по его роду деятельности, воспоминания о скачках и тому подобное. Правда, он их практически и в руки не берет. Наверно, эту книгу написал кто-то из его друзей.

Звучало убедительно. Джорджия была знакома с привычкой издателей посылать книги перед публикацией известным людям, испрашивая их мнения и рассчитывая таким образом на небольшую бесплатную рекламу. Обычно они передавали окончательный вариант, а не гранки, но не всегда. Но почему старый мистер Мейфилд моментально убрал книгу с глаз подальше, когда они вошли? Вряд ли его грубое презрение к литературе достигло такой степени, что он испытывает стыд, когда его застают в компании с книгой?