Улыбка Афродиты. Смерть прокурора

…Сама прекрасная Афродита, должно быть, изощряла их в божественном искусстве любви, в разнообразии ласк и способов, как извлечь наслаждение, не доступное простым смертным. Для того она лишила их рассудка и чувства стыдливости, ибо неопытность их была очевидна. Неистовые ласки влюбленных, должно быть, очень веселили любвеобильное сердце богини, и, распаляя страсть, она тайно внушала прекрасной спартанке все новые и новые из своих удивительных секретов, которые знала, быть может, она одна.

Повинуясь ее коварным советам, Хриса змеею многажды страстно обвивалась вокруг тела возлюбленного. Весенним гибким плющом оплетала его ноги, подобные мраморным колоннам, для него распускала свои нежно-розовые, чудные цветы. Опрокидывалась золотою лягушкой на изумрудной болотной ряске, оглашая сладострастными стонами окрестности. Игривой львицей припадала на колена, с неистовством отдаваясь возлюбленному. Падала на него из поднебесья, как падает ловчая птица на мелькающего по низким кустарникам пушистого лисенка, то превращалась сама в погибающего, но не от страха, а от неистовой любви, весеннего зверя, и страсть ее была столь велика и неукротима, так искусно она возбуждала в возлюбленном все новые и новые желания, что становилась для них обоих погибельна.

Но натешилось, должно быть, лицезрением чужой страсти сердце златокудрой Киприды, и она с улыбкой оставила их.

…Оглушенные, они пали ниц друг подле друга, остывая и медленно приходя в рассудок. Все стыдные подробности коварная память теперь возвращала им одну за одной, и они ужасно смутились вдруг и не знали, как смотреть другому в глаза, с поспешностью отворачивали лица в сторону. Случайно их робкие взгляды, брошенные украдкой, встретились и застыли в испуге, но… лукавый изгиб губ, искра, мелькнувшая в глазах — и они весело враз расхохотались, а затем с удвоенной страстью набросились друг на друга, и теперь уже сама Афродита с изумленной улыбкой могла наблюдать упражнения своих несомненно способных учеников, усвоивших все ее уроки.

…Потом они лежали друг подле друга, нагие, и Хриса возложила на голову возлюбленного лохматый венок из листьев дикого винограда и сонных соцветий пассифлоры. И взялась плести другой из медвяно-сладкого прекрасного лотоса.

— Растения тоже любят друг друга, — шептала она, вдыхая чудесные запахи. — Мне рассказывали, что среди финиковых пальм одни считаются мужскими, а другие — женскими. И вот мужская пальма любит женскую, и, если они растут далеко, дерево склоняется в сторону любимой. Или засыхает от тоски. Опытный земледелец, понимая горе дерева, может излечить его страдания. Он берет черенок женской пальмы и прививает его к сердцу пальмы мужской, облегчая душу растения, и оно оживает, наливаясь соком.

Она посмотрела Асамону в лицо и с тревогой в голосе спросила:

— Почему ты молчишь? У тебя такие печальные глаза.

Он улыбнулся ей.

— Тебе показалось. Но взгляни на этот огромный камень. Видишь, он треснул и раскололся надвое, а из трещины растет плющ и поднимается по дереву все выше.

— Да, но что же тут необычного?

— Камень треснул не сам. Ветер занес в его поры семя плюща. Из семени взялся нежный росток и разорвал глыбу надвое.

— Слабый росток? Но разве такое возможно? — не поверила Хриса.

— У отца каменоломни на севере Аттики, и я однажды был там. Те глыбы, которые не берег кирка, каменщики взламывают, подсаживая семя плюща.

Он взял ее за руку и прижал ладонью к своим губам.

— Я и есть тот злополучный серый камень. А ты…

— А я?

— Ты слабый зеленый росток.

— И поэтому ты печален? Потому что треснул, да?

Асамон рассмеялся, но невесело.

— Ты права, милая Хриса, — несколько помедлив, отвечал он. — Я не сказал тебе всего, о чем думаю, и не потому, что хотел скрыть. Просто я слишком счастлив. Мне трудно выразить это словами, но когда ты ушла, чтобы собрать для венка виноградные листья, эти цветы в твое отсутствие перестали для меня пахнуть. Но мне чудится, нельзя быть всегда таким счастливым. Счастье недолговечно, а такое, как у меня — оно существует лишь для того, чтобы быть вскоре безжалостно разрушенным. Не знаю почему, но во время варварских нашествий и междоусобиц самый прекрасный храм в городе всегда гибнет первым.

Он запнулся, но Хриса не перебивала его.

— Мне не верится, что все это не есть сон и не закончится, стоит мне закрыть глаза.

Хриса запечатлела на его щеке нежный поцелуй.

— О, мой милый, мой возлюбленный! Мы не станем с тобой просыпаться, пусть наш сон длится вечно! — прошептала она, возобновляя прежние ласки и желая отвлечь его от печальных мыслей.

…Много раз еще они наслаждались своей любовью и не могли насытиться ею.

Хриса была щедра и смела в любви, но уже солнце наливалось пурпуровой краской и клонилось к закату, и от усталости под глазами у обоих легли серые тени. Пришла пора трогаться в обратный путь.

Не подымаясь с ложа, Асамон покричал коней. Гулкое эхо разнесло, удесятеряя, его ослабевший от любовных утех, изрядно охрипший голос.