Улыбка Афродиты. Смерть прокурора

Обратный путь они проделали в молчании. Их кони летели по дороге во весь опор, как две чернее молнии, на красный, в полнеба полыхающий закат. На въезде в Олимпию, огибая лощину вдоль склона холма Кроноса, Асамон придержал стремительный бег скакуна и повернул голову. Авра бежала рядом, но седло…

Седло было пусто!

В смятении Асамон осадил Коракса, подняв круто на дыбы, и повернул в обратную сторону, до того места, где видел Хрису в последний раз. Но дорога была пустынна, и он наконец оставил поиски.

Едва держась в седле от внезапно навалившейся усталости, он кое-как добрался до конюшни и сдал коней попечениям рабов. Со стороны гипподрома доносился грохот колесниц и рев многотысячной толпы, но силы оставляли его, и он готов был свалиться здесь же, на охапке душистого сена, однако успел вовремя сообразить, что едва состязания закончатся, на конюшне начнется столпотворение, и ненароком, спящего, его могут попросту раздавить. Покои отца в Притании — самое тихое место, где он сможет наконец забыться спасительным сном.

Собрав остатки сил и с трудом волоча ноги, Асамон побрел в сторону Пританея. Но не успел он сделать и десятка шагов, как сзади его окликнули:

— Господин!

Он обернулся. Зеленоглазая фракиянка спешила за ним, направляясь от ворот конюшни. Лицо девушки показалось ему встревоженным.

— Гелика? В чем дело?

— Господин, я разыскиваю тебя весь день. С утра. Госпожа очень беспокоится, не случилось ли худого? И постоянно посылает меня.

Асамон встрепенулся.

— Ты… ничего не путаешь?

— Путаю?

Фракиянка явно не понимала его, и он жестом просил продолжать.

— Госпожа велела передать тебе, она очень виновата и просит прощения, что не смогла быть утром в назначенном месте. Ее вынудили к этому обстоятельства. Но она сама все расскажет, если господин не сердится и готов быть завтра в том же месте.

— О боги!

Асамон отшатнулся, как от удара. Но видя, что Гелика смотрит на него с недоумением, даже с опаской, с трудом взял себя в руки.

— Да, конечно… Завтра.

И, не добавив больше ни слова, ни о чем не спрашивая, повернулся прочь.

Глава 13

Вечер. Святилище Деметры Хамины — словно пронизано насквозь красноватыми солнечными лучами. Оно венчало собой невысокий, в каменистых осыпях холм, вдоль подножия которого на четыре олимпийских стадия протянулся гипподром. Одним своим концом олимпийский гипподром упирался в галерею Агнапта, другим — в каменистый, плоский берег реки Алфей. Четвертая, самая длинная сторона гипподрома — земляная насыпь — тянулась параллельно склону холма и ограничивала дромос, место бега, в виде неправильного, вытянутого в длину четырехугольника.

Напротив левого конца галереи Агнапта в дни игрищ дымился жертвенник Аресу Покровителю коней, на другом конце таких же размеров — жертвенник Афине Покровительнице коней. От этих жертвенников цепью протянулись стойла, одно чуть впереди другого, образуя перед галереей Агнапта прямой угол, острие которого было направлено к дромосу. Обе стороны угла содержали по двадцать стойл, и каждое стойло свободно вмещало по две колесницы. Посреди этого треугольника, который назывался Корабельным Носом, каждую олимпиаду элейцы, устроители состязаний, воздвигали из необожженного кирпича жертвенник Посейдону Покровителю коней и снаружи обмазывали золой. На краю жертвенника, углом подняв плечи и словно готовясь взлететь, восседал бронзовый орел.

Рядом с жертвенником Посейдона располагался другой, меньших размеров, жертвенник Гере Покровительнице. А перед галереей, посреди колоннады, поддерживающей ее свод, был сооружен алтарь братьям Диоскурам. Еще два жертвенника на территории Корабельного Носа находились в самом острие угла. Это жертвенник Доброго пути и жертвенник нимфам Алкменам Цветущим.

Над гипподромом, подобно гулу морского прибоя, возбужденный говор многотысячной толпы зрителей, конское ржанье, окрики, хлопанье бичей… И резкий голос трубы, оповещающий о конце бега. Контрольную полосу одна за другой вихрем пересекали верховые лошади. Наездники в коротких хитонах круто осаживали их и гарцевали на месте, пытаясь унять разгоряченных скачкою лошадей, роняющих хлопья пены. Другие торопливо спешивались и укрывали своих скакунов попонами.