Улыбка бога Птах

Продюсер отошел от стола к костру. Пламя плясало на аккуратно сложенных шалашиком ветках сушняка, отбрасывая причудливые тени на кусты, на валуны лежащие рядом и на тихую заводь, с закрывшимися бутонами белых лилий. Смотри-ка, белые ночи их не обманули, как только солнышко село, так они сразу и закрылись, удивился Продюсер. Как их там Редактор называл? Северный лотос. Действительно забавно. Там в египетской Долине мертвых цветет священный белый лотос, и тут в этой Долине мертвых цветет белый лотос. Он спустился к заводи. Тени от костра здесь были еще более сказочными. Они ломались на поверхности темной воды, накрывали собой заросли лилий на той стороне заводи, искорками от костра тонули в глубине реки, убегая по течению вниз. Он повернул назад.

Костер стал больше, существенней больше. Он уже не отбрасывал ломаные тени, а жарко освещал всю поляну, вздымаясь в серое небо огромным огненным столбом. Вокруг костра сидели и лежали воины в кожаных доспехах. Главный из них разместился на большом валуне, постелив на него медвежью шкуру. Свет от костра тонул в густом коричневом мехе медведя, и от этого валун казался черным. В стороне было сложено оружие, и стояли щиты, опираясь на копья. На червонном поле щитов, цвета солнца, цвета крови в отблесках огня золотом переливалась стоящая на задних лапах львица. Продюсер вспомнил. Когда он путешествовал по Нилу, в храме Мут дворцового комплекса Карнак, в древней столице Египта Мемфисе он видел такую же львицу. Это была Красная Богиня, единственное египетское божество, принимавшее человеческие жертвоприношения. Она питалась кровью, и потому ее любимый цвет был красный, цвет принесенных жертв. Однако сама ее львиная шкура, олицетворяя, как ее еще называли, Глаз Пламени или Око Солнца переливалась цветами от огненно-красного в солнечно-золотое. Он вспомнил ее имя – Сехмет. Богиня покровительница воинов, охраняющая защитников Солнца. Это именно она пила кровь своих врагов и укрепляла Врата между Двух Земель, между землями предков и землей людей, закрывая их своим огненным щитом. Продюсер опять посмотрел на золотую львицу, пляшущую в отблесках пламени на кровавых щитах. И еще вспомнил, что ее воинов называли красными жрецами.

Пламя костра вспыхнуло с новой силой, видимо кто-то подбросил в огонь хворост, и осветило сидящих вкруг него. Продюсер обратил внимание, что плащи, в которые кутались воины и сам их предводитель, были багряного цвета. Ругового, так говорили в старину, и даже теперь называют в старообрядческих деревнях.

«Ага, это руги-русы», – догадался он. Вот они, значит, и есть красные жрецы богини львицы. А чего ж они здесь у реки-то делают? Продюсер шагнул поближе к костру, но так чтобы оставаться в тени. Слышен стал разговор у костра.

– Завтра, братья, – говорил старший, сидящий на шкуре медведя, – Завтра у нас будет знатная сеча. Поперек горла мы варяжским людям с крепостями нашими. Потому будут биться они насмерть, дабы истребить нас на этой земле. Не успеет брат Трувор от Изборска со своими дружинами подойти. А брат Синеус, в далеком своем Беловодье, и не получил наверное еще весточки о напасти этой. Так что придется братья нам в одиночку держаться, – он поднял большую золотую чашу, – На здраве! – пустил по кругу.

– А что, княже, – спросил от костра седой воин, – Чем мы неугодны варяжским людям?

– Да, знаешь, брат, – как бы размышляя сам собой, ответил главный, – Плавали они вольготно по морям, рекам. Вели жизнь разбойную. Налетел, пограбил, пожег и ушел на юркой ладье в свои дальние норы. А мы на реках заслоны поставили. На Наве реке – Господин Великий Навьград. На Волхве реке – Ладогу, на верхнем Волхве – Верхний Навьград. На Луге реке – крепость Луго. На Нарове – и Иванград, и Сыренец, и Сторожец. Труворова воротная стража на Воротнем камне сидит, водные пути сторожит. Да и всю землю эту уже Навьградской кличут. Сколь в ней оград от ворога поставлено, – он стал загибать пальцы на руке, – Плесков, Юрьев, Колывань, Сертовала, Ямбург, Копорье, Изборск, – загнул все пальцы, рука сложилась в увесистый кулак, размером с пудовую гирю, – Беловодье и путь из варяг в греки, что через Белое озеро шел, Синеус закрыл. Теперь с набегом по Волге-реке не побежишь в теплые моря. А ты говоришь, чем мы врягам насолили? Мы не просто им насолили, Мы костью у них в прожорливых глотках застряли. Так что готовьтесь братья, злая сеча будет. Не на жизнь, а на смерть. А нас и так, ежели не в десяток, то в пяток уж точно меньше, чем они своих выставят, – и он с грохотом опустил тяжелый кулак на валун.