Улыбка бога

– Знаешь, тебе все это мерещится. То показалось, будто на улице отца увидала, теперь вот возомнила, что он прислал тебе цветы.

– Почему ты думаешь, что я так решила? – насторожилась Александра. – Я ведь не говорила ничего подобного. Но сегодня годовщина гибели папы...

– Конечно, я об этом помню! – взорвалась мать. – А вот ты не забыла, что я в этот день всегда жду тебя с детьми у себя? Приехала бы ко мне вечером и обо всем расспросила, а не будила меня ни свет ни заря.

– Это как раз тот повод, когда можно и ночью разбудить! – вскипела Александра. – Потому что после похорон отца, если ты помнишь, мы еще долго гадали, кто прислал тот венок.

– Я не помню. И ни о чем я не гадала, ты путаешь. С Виктором, должно быть, это обсуждала, а приписываешь мне.

– Хорошо, пусть так. Год спустя, в день гибели отца, мне прислали такие же цветы. Конечно, тогда я наивно понадеялась, что это простое совпадение. Но сегодня мне опять несли розы и лилии! Как это можно объяснить?

На сей раз мать молчала дольше обычного. Потом отрывисто и сухо произнесла:

– Я думаю, что какой-то чудаковатый поклонник у тебя появился. Ухаживает за тобой раз в год, присылает букет и исчезает. Это, конечно, очень трогательно, но не естественно. Держись от него подальше.

– Ладно, мам, потом поговорим.

Александра с раздражением бросила телефонную трубку и встала. Глупо надеяться наскоком от маменьки какую-либо информацию получить: она всегда была скрытной. И от ответов умеет уходить гораздо лучше, чем Александра доискиваться до истины. Действительно, умнее было не звонить, а поехать самой.

В приемной Зина что-то сосредоточенно набирала одной рукой на клавиатуре компьютера, а второй успевала то и дело хватать трубку и отвечать на телефонные звонки. Увидев Александру, она многозначительно повысила голос:

– Александру Ильиничну? А кто ее спрашивает? Подполковник Лямзин?

Александра, услышав фамилию Эдуарда, сделала страшные глаза и провела ребром ладони по горлу. Зина понимающе ухмыльнулась.

– А ее нет. Будет после обеда. Куда уехала? Не знаю, мне не докладывала.

Александра кивнула и подняла большой палец, выражая одобрение.

Зина бегло улыбнулась. Она не сомневалась, что вскоре Лямзин позвонит снова и ей опять придется врать. Подобное уже происходило, когда Александра рассорилась с ним и укатила за границу отдыхать[1]. Зине было решительно непонятно, как можно добровольно отказаться от общества высокого, широкоплечего, да к тому же еще и до невозможности синеглазого брюнета? И потому поведение хозяйки она категорически не одобряла. Да помани он ее, Зину, хоть мизинчиком, она бы стремглав кинулась к нему. Вот почему так несправедлива жизнь – одним все, а другим – ничего?

Зина горестно вздохнула и, выдвинув ящик стола, достала из него шоколадный батончик. Рот наполнился сладкой массой, и ей сразу полегчало. Все-таки есть в жизни приятные моменты, когда если и не чувствуешь себя абсолютно счастливой, то уж не такой несчастной, как раньше, совершенно точно. Заметив, что Александра стоит в дверях одетая в короткую белую шубку и нетерпеливо крутит в руках ключи, она вскочила:

– Вы уезжаете?

– Да. Буду часа через три.

* * *

Александра неслась на своем новеньком красном автомобиле и вспоминала события двухлетней давности, тот день, когда она узнала о смерти отца.

Едва она зашла в дом, как услышала звонок телефона.

– Мам, ты где? – крикнула Александра и, не дождавшись ответа, схватила трубку. – Алло?..

Наверное, ее спина выдавала эмоции, а может быть, мать каким-то шестым чувством смогла все понять. Но когда Александра повернулась, Зоя Павловна стояла неподвижно, вперив в дочь застывший взгляд. И глаза ее были странно темными, словно состоящими из одних черных зрачков.

– Мам...

– Стоп! – Зоя Павловна выбросила вперед ладонь. – Я не хочу ничего знать.

Александра невольно отпрянула, но тут же, вскинув руки, как бы желая обнять мать, сделала к ней шаг:

– Мама, послушай меня... папа... умер... – Ее лицо исказилось гримасой плача, и голос прервался.

Но у Зои Павловны ничего в лице не дрогнуло. Она осталась такой же невозмутимой и бесстрастной, как всегда. Казалось, будто она мгновенно окаменела. Даже ее вечная легкая полуулыбка тоже стала похожа на ледяную улыбку мраморной статуи.

Иллюзия еще больше усилилась, когда Зоя Павловна неуклюже повернулась и на негнущихся ногах пошла в зимний сад. Она с трудом перенесла ногу через порожек и едва не упала, в последний момент удержавшись за стену.

Александра испуганно метнулась к шкафчику с лекарствами. Трясущимися руками достала корвалол, накапала тридцать капель в мензурку. Повернулась бежать к матери, но, почувствовав, как немеют лицо и руки, быстро выпила сама. Потом снова накапала лекарства, налила воды и бросилась в сад.

Нашла она Зою Павловну на качелях с большим полосатым козырьком. Мать сидела, сложив на коленях руки, и смотрела незрячим взглядом перед собой.

Александра, конечно, не считала себя большим специалистом в психиатрии, но что такое кататония слышала. И ее не могла не испугать странная неподвижность матери.