Улыбка бога

– Да, это так, – кивнул Илья, вспомнив Карину, и лицо его просветлело.

Эпилог

Спустя два месяца Илья и Карина сидели в маленькой кофейне на берегу океана и любовались на оранжевый закат. Они держались за руки, головы их то и дело соприкасались, и оба никак не могли наговориться. Так много всего произошло за те годы, что они не виделись, казалось, не хватит оставшейся жизни, чтоб всем поделиться.

– Почему ты тогда уехала, не прощаясь? – спросил Илья.

– Не люблю расставания, – ответила она. – Когда-то ты сделал выбор, и я не имела права вмешиваться. К тому же меня ждали дома муж и маленький сын.

– Кто его отец?

– Какая разница. Это был случайный в моей жизни человек. Когда ты ушел, мне стало так больно, что я думала: сойду с ума. Уехала, чтоб забыться, по первой подвернувшейся путевке. Когда вернулась, поняла, что беременна. Не стала делать аборт, а чтоб легче было смириться с разлукой, представляла, что ребенок твой. Наверное, это передалось сыну невербально, потому что точно знаю: никогда ничего подобного я никому не говорила. Андрей возомнил, что он твой сын только оттого, что видел, как я отношусь к тебе, – она опустила голову и помолчала. – Мне стыдно признаться, но я следила за твоей судьбой. Я знала о твоих успехах и собирала вырезки из газет. Все заметки, если они появлялись в прессе.

Илья испытывал неловкость и чувство вины перед Кариной и ее сыном.

– Надеюсь, у него все будет хорошо, – сказал он.

– Виноват – будет отвечать, – ее губы упрямо сжались. – Не думала, что он способен на такую низость.

– Милая, ты несправедлива к нему. Он, как мог, вступился за свою мать. Я не оправдываю его, но и не осуждаю.

– Ты не понимаешь. Когда я узнала, что он посмел использовать для своих гнусных замыслов фамильный крест, я была вне себя от гнева. И дело даже не в огромной стоимости украшения. Это реликвия, и передавалась она по наследству. Моя бабка в войну не тронула крест, хотя голодала. Хранила его в память о своем прадеде. Единственное, чем я могу оправдать поступок Андрея – для него лилии на концах креста, вероятно, символически означали те лилии, которые я хранила в память о тебе.

– Так прости же его!

– Ах, ладно, – она встала. – Я на самом деле не такая уж строгая и давно простила сына. Пойдем к морю. Мне не терпится окунуться в прибой...

* * *

Вы думаете, так не бывает?

Если в сорок лет жизнь только начинается, то после пятидесяти она входит в самый расцвет. И вкус у любви тогда терпко-сладкий, как у перезрелых ягод рябины, тронутых морозцем. А каждый день – подарок судьбы, расщедрившейся на трудное позднее счастье...