Улыбка черного кота

Принять решение о поездке в Россию было легко; значительно сложнее было добиться всего задуманного. Антон предвидел, что его ждет на Родине немало сюрпризов, которые до сих пор невостребованно хранились на дне его памяти, или же обстоятельств, о которых он даже не подозревал. Чтобы собраться с мыслями, выстроить в голове план действий, он уже на следующее утро отправился в свое любимое место в Пекине — городской парк. Высокое небо особой, пронзительной голубизны, какое бывает здесь только весной, свежая зелень, вишневые и яблоневые деревья в цвету — все это радовало глаз, вдохновляло душу, давало надежду на будущее. И он не раз уже лечился здесь от хандры и печали.

Медленно идя по дорожкам парка, Антон слушал пение птиц, смотрел на прохожих, вдыхал аромат весеннего города. На открытых лужайках парка жители Пекина имели обыкновение заниматься гимнастикой. Антон наблюдал этих людей круглый год, и поэтому статичность их гимнастики больше не удивляла его. Человек застывал, подняв руку или согнутую в колене ногу, повернув весь корпус или задержав голову в определенной позе… И в этой статике накапливалась сила. Так набирает силу пружина, так тигр готовится к прыжку. Так и человек отдается обманчивому покою перед грядущими, еще неведомыми ему испытаниями.

Антон смотрел на молодых и старых пекинцев, на мужчин и женщин, и думал, что ему тоже нужно собрать все силы перед прыжком в неизвестность. Он ощущал, что в России его ждет нечто большее, нежели просто предыдущая жизнь, — его ждет новое прочтение старых событий. За время, прожитое в Китае, он как бы начал жизнь заново, с нулевой отметки. Вместе с любовью приемных родителей, с новым языком, усвоением традиций, да просто ежедневным пребыванием здесь, в восточной стране, он впитал в себя китайскую стойкость и выносливость. Он стал по-китайски выдержан и мудр.

Теперь он состоятельный китайский гражданин по имени Ло из рода Сяо. Все, что ему нужно от России, — это забрать у нее отца и сына. Прочее его больше не интересует. Лишившись памяти, он как будто лишился и состояния заброшенности, неприкаянности, которые так давили его в Москве, и ощущения неуверенности в себе, и страха перед будущим. И любви к бывшей Родине, увы, лишился тоже… Но это сейчас уже не печалило Антона Житкевича.

Российские визы были получены быстро, уже через несколько недель. Уезжая в Москву, Антон имел на руках заграничный паспорт гражданина Китая, который ему выдали на основании документов, организованных в свое время доктором Сяо.

Глава 4

В Москве установилась ранняя и бурная весна. В конце апреля было уже так тепло, что зацвели разом все деревья и кустарники, которые обычно цветут по очереди, — яблоня, черемуха, сирень, жасмин. Молодежь, как ей и положено весной, теряла голову и млела от радости, а старики, обсуждая это явление, с опаской приговаривали: ох, не к добру, не к добру это!.. И уже на майские праздники, в две первые недели мая, в столицу пришло настоящее лето.

Однако Николай Васильевич Житкевич даже в эти яркие, солнечные дни, данные судьбой всем москвичам как нежданный и незаслуженный подарок, чувствовал себя неважно. После отъезда внука за границу он хандрил и нервничал, ничто не было ему в радость, ничто не приносило ощущений света и праздника. Потеряв сына вслед за женой, а Костика — вслед за Антоном и не находя себе никакого применения в новой жизни, он в конце концов попросил бывшую невестку отправить его в ту же клинику, куда когда-то устраивал его Антон.

Старый ученый на склоне лет остался совсем один, и грусть его была велика. Удары судьбы превратили его в мизантропа. Теперь он жил только прошлым и, чтобы побороть одиночество, начал писать воспоминания. Работа отвлекала его от злой тоски, занимала все его свободное время. Режим в клинике для тех, кто считался уже выздоравливающим, был свободным, и поэтому все часы, не отданные мемуарам, Николай Васильевич гулял по лесу, любовался расцветающей весной, наблюдал за птицами. А душевная боль все не утихала.

С потерей сына ему было смириться еще труднее, чем некогда с потерей жены, хотя именно тогда он впервые почувствовал себя выпавшим из потока жизни. Может быть, все дело было в том, что жена болела с молодых лет, и ее состояние, хоть и пугавшее его, все же успело приучить к мысли, что когда-нибудь он останется один. А вот гибель сына во цвете лет явилась для старого ученого жестоким испытанием. И он пытался описать и осмыслить главнейшие события своей долгой жизни в надежде, что когда-нибудь его записки прочтет внук и узнает, как они жили, во что вкладывали силы и душу, что они были за люди и как любили друг друга… Тем более что сейчас говорят и пишут столько глупостей про советские времена! И Костик, оставшийся без отца, должен по крайней мере знать, кем были его дед с бабкой, каким выдающимся ученым обещал стать его отец.