Улыбка черного кота

Дина чувствовала себя чудовищно напряженной; она не понимала спокойствия Ло, пусть даже напускного, и со страхом ждала бурной встречи, объяснений, выяснения отношений, драматических слез и рыданий… Но дверь отворила очень простая на вид и, похоже, совсем незнакомая Антону пожилая женщина. В лабиринтах его памяти ее не было… Он начал спрашивать про семью Житкевичей; вышел муж хозяйки, такой же пожилой и простоватый на вид, и объяснил, что они никого здесь не знают, недавно переехали в Москву с Украины. Эту квартиру они купили у молодого человека, по их сбивчивым описаниям напомнившего Антону Сергея Пономарева.

Итак, квартира продана, все концы обрублены. Нет, не все: можно обратиться в милицию, в паспортный стол. Там скажут, куда выписались старые жильцы… Но это было уже слишком для Антона; он совсем не хотел начинать поиски с официальных инстанций, чтобы случайно не навредить ни себе, ни некогда близким людям, а потому решил оставить разговор с властями на самый крайний случай.

Пойти к соседям? Но о чем бы он ни стал их расспрашивать, наверняка начнутся лишние разговоры, пересуды…

Значит, остается одно: разыскать отца. Антон истово надеялся, что Николай Васильевич жив, хотя и не знал, как у него хватит духу предстать перед ним совсем с иным лицом и с чужой биографией.

Снова поймали такси, подъехали к старому дому на Арбате. Знакомый двор. Но теперь уже Антон поднялся по известной ему до последней выщербленной ступеньки лестнице и, едва переводя дух, остановился еще перед одной дверью. Но квартира за ней казалась вымершей: никто не отозвался на трель звонка, ничьи шаги не раздались в пустынном холле, ничей старческий голос не окликнул посетителей: «Кто там?…» Антон загрустил, но быстро взял себя в руки, и следующий отрезок пути они с Диной — замершей и точно заледеневшей от напряжения, испуганной тем, что им еще предстояло, и всей этой тяжелой историей, — проделали на электричке до станции с милым подмосковным названием Тучково. Не будучи уверенным, что отец все еще находится там, Антон все же хотел навести справки в том месте, где оставлял Николая Васильевича перед отъездом в Пекин. Если бы и эта ниточка не сработала, пришлось бы идти в институт, где он когда-то работал, обращаться к властям и вообще закручивать тугую спираль официального расследования, которого им с Диной так хотелось избежать…

Незадолго до ужина Николай Васильевич сидел за своим письменным столом. Бумаги были разбросаны перед ним в нормальном для всякого пишущего человека творческом беспорядке, перьевая ручка — он до сих пор не признавал шариковых — застыла в руке, а сам ученый задумался над посвящением, с которым он хотел обратиться к покойной жене. Работа над мемуарами подходила к концу, ему было жаль расставаться с милыми сердцу именами, и теперь он уже сам искусственно оттягивал ту минуту, когда пришлось бы поставить на листе точку.

В комнате было еще светло, балконная дверь выходила прямо в лес, и все вокруг напоено было свежим весенним воздухом. Заходящее солнце пробивалось сквозь листву березы, стучавшей в окно; тонкие шторы едва колебались от дыхания лесного ветерка. Николай Васильевич думал о том, что если бы он еще верил в существование счастья, то представлял бы его себе, наверное, именно так: лес, вечер, одиночество и покой…

В дверь постучали, и он вздрогнул от неожиданности, нехотя оторвавшись от своих дум. Кто бы ни были эти поздние гости, они были для него незваными и нежеланными. Но, верный своему интеллигентному гостеприимству, он натянул на лицо улыбку и отворил дверь. Перед ним в полутемном коридоре клиники стояли незнакомые молодые люди — коренастый, светловолосый молодой человек и изящная девушка восточной наружности.

Николай Васильевич был удивлен, но мужчина назвал его по имени, сказал, что у них к нему важное дело, и старик, покорно склонив голову, шире распахнул перед ними дверь, приглашая войти.

Странные гости, повинуясь его сдержанному жесту, уселись в кресла перед его столом и молча переглянулись. Казалось, они не знали, с чего начать, но Николай Васильевич не собирался помогать им. Он терпеливо ждал их первого слова, со скрытым любопытством разглядывая нежданных посетителей. Молодой мужчина показался ему чем-то неуловимо знакомым, но малоподвижное лицо с неестественно стянутыми чертами (точно после операции, мельком подумал старик), светлые глаза с короткими ресницами и темные брови ни о чем не говорили ни его сердцу, ни его памяти.

Парень был очень серьезен, почти деловит. Николай Васильевич ждал от него объяснений визита, но тот вдруг резко, будто бросаясь в воду, спросил:

— Скажите, пожалуйста, вам известно, где сейчас находится ваш внук Костя?