Улыбка Джоконды. Книга о художниках

Тут Софья Петровна ставит точку. Но легко можно предположить, что было после музицирования: переполненный музыкой и зажженный ее романтическим огнем, Левитан замирал в теплых объятиях зрелой женщины. Удовлетворив страсть, она гладила его по голове и говорила о том, какой он замечательный человек и какой гениальный художник. И Левитан испытывал приятность, и Кувшинниковой было удобно и хорошо: «натура» заканчивалась, и она спокойно возвращалась к мужу и своему салону, долго еще перебирая в памяти и звездные вечера, и ласковые руки Левитана…

Еще одно свидетельство об отношениях Левитана и Кувшинниковой оставила Татьяна Щепкина-Куперник. Она нарисовала такой портрет Софьи Петровны:

«Это была женщина лет за сорок, некрасивая, со смуглым лицом мулатки и вьющимися темными волосами и с великолепной фигурой. Она была очень известна в Москве… Она писала красками (и очень хорошо, главным образом, цветы), прекрасно играла на фортепиано; в молодости носила мужской костюм и ходила на охоту, а позже ездила с художниками на этюды на Волгу в качестве полноправного товарища. В городе у нее бывала «вся Москва» – писатели, артисты, художники… Муж у нее был терпеливый, молчаливый. Вся его роль сводилась к тому, что он часам к двенадцати отрывался от шахмат, за которыми сидел с каким-нибудь приятелем, и, входя в гостиную, где читали, пели, играли и разговаривали, приглашал:

– Пожалуйте закусить, господа!»

Антон Павлович Чехов не любил Софью Петровну, не нравились ему почему-то и ее отношения с Левитаном, и, пользуясь своим писательским правом, он написал рассказ «Попрыгунья», в котором вывел в качестве героев Левитана, Софью Петровну и ее мужа. Возник скандал. В связи с ним Чехов жаловался одной из своих корреспонденток:

«Можете себе представить, одна знакомая моя, сорокадвухлетняя дама, узнала себя в двадцатилетней героине моей «Попрыгуньи», и меня вся Москва обвиняет в пасквиле. Главная улика – внешнее сходство: дама пишет красками, муж у нее доктор, и живет она с художником».

Левитан, узнавший себя в художнике Рябовском, тоже обиделся на Чехова, между ними произошла ссора, и даже поговаривали, что Левитан вызовет Антона Павловича на дуэль. Дело до дуэли не дошло, но верные друзья после этого стали бывшими друзьями. В конце концов их помирила Щепкина-Куперник.

Однако вернемся еще раз к воспоминаниям Татьяны Щепкиной-Куперник. Она подробно описывает, как Софья Петровна и Левитан сняли старинное имение Островно, недалеко от Меты, «и Софья Петровна на все лето пригласила меня с молоденькой приятельницей: она любила окружать себя молодыми лицами… Левитан очень нас любил, звал «девочками», играл с нами, как с котятами, писал нас в наших платьицах «ампир», меня в сиреневом, а ее в розовом…»

Словом, вся компания жила весело, как лесные нимфы вместе с лесным Паном.

«Софья Петровна была ласкова, весела, ходила в каких-то невероятных греческих хитонах или утрированно васнецовских шушунах и по вечерам играла Лунную сонату… а Левитан слушал, жмурил от удовольствия глаза и по своей привычке протяжно вздыхал…

Но идиллия нашей жизни к середине лета нарушилась, – повествует Щепкина-Куперник. – Приехали соседи, семья видного петербургского чиновника, имевшего поблизости усадьбу. Они, узнав, что тут живет знаменитость, Левитан, сделали визит Софье Петровне, и отношения завязались. Мать была лет Софьи Петровны, но очень soignee, с подкрашенными губами (С. П. краску презирала), в изящных корректных туалетах, с выдержкой и грацией петербургской кокетки… И вот завязалась борьба.

Мы, младшие, продолжали свою полудетскую жизнь, а на наших глазах разыгрывалась драма… Левитан хмурился, все чаще и чаще пропадал со своей Вестой «на охоте», Софья Петровна ходила с пылающим лицом, и кончилось все это полной победой петербургской дамы и разрывом Левитана с Софьей Петровной…»

Кувшинникова еще продолжала борьбу, писала письма Левитану, умоляла его вернуться к ней, укоряла, обвиняла в неблагодарности, но все тщетно, как говорится, поезд ушел. Левитан из одних цепких дамских объятий перешел в другие, не менее цепкие. Ну а Софья Петровна? Надо отдать ей должное: она нашла в себе мужество и в своих воспоминаниях благодарственно и весьма благородно описала восемь лет жизни, проведенных рядом с Левитаном.

Итак, Софью Кувшинникову заменила Анна Турчанинова, Анна Николаевна, хозяйка имения Горки (нет, не Ленинские, другие, в сторону Рыбинска, станция Троица). И опять же, как в первом случае, Анне Николаевне эта связь-союз-дружба была весьма удобна: замуж за Левитана выходить не надо, а держать его возле себя в качестве наперсника души и тела приятно: красивый и модный художник, к тому же страстный, – все это не могло не льстить самолюбию.