Итак, он приехал в «Красный мак» в половине третьего. Китаев встретил его в вестибюле, и они для начала обошли и осмотрели все здание. Везде — в вестибюле, игорных залах, наверху — шла лихорадочная уборка. В каминном зале, где был убит Таураге, рабочие убирали ковер с пятнами крови и натирали паркет. Однако Салютов распорядился вообще пока закрыть эту комнату, чтобы не будить в посетителях казино дурных воспоминаний.
Он прошел к себе в кабинет, включил настольную лампу, раздвинул тяжелые шелковые гардины. Снизу, из ресторана, доносилась музыка: репетировал джаз. Джаз пригласил Китаев в нарушение всех традиций «Красного мака». Салютову он объяснил: после таких событий надо поднять настроение и служащим, и клиентам. Пусть музыканты поиграют пару-тройку вечеров, а там, когда все неприятности понемногу забудутся, можно будет снова вернуться к респектабельной, чинной, фирменной тишине заведения.
Джаз все повторял и повторял первые такты какого-то бойкого фокстрота. Салютов понятия не имел, что это за вещь, однако к Дому она удивительно шла. Полностью была созвучна той особой атмосфере, которую он ощущал каждый раз, переступая через порог Дома, созвучна музыке, рожденной самим Домом и так и не услышанной никем, кроме его хозяина.
Салютов улыбнулся и в такт мелодии побарабанил по подоконнику пальцами. (Если бы джаз слышала Катя, она бы наверняка узнала этот фокстрот из «Дживса и Вустера», тот самый, звучавший в баре на улице Суворова и так пародийно оттенявший ее липовую ссору с Биндюжным и сентиментальную беседу с Эгле.)
За окном крупными хлопьями валил снег. И ранние сумерки накатывали на сосновую аллею как прилив. С улицы доносились громкие голоса, смех, ругань — бригада электриков проверяла перед включением неоновое панно. Двое рабочих взгромоздились на стремянку и меняли перегоревшие лампы. На автостоянке перед казино зажглись фонари. В их желтом свете хорошо был виден весь подъезд. Но дальше все тонуло в мглистой снежной пелене — аллея, шоссе. Послышался резкий автомобильный гудок: из метели, точно прорвав марлевый занавес, вынырнуло желтое такси — «девятка». Остановилось возле подъезда. Салютов, наблюдая в окно за электриками, позвонил в Большой зал и попросил охранника передать Жанне Марковне, чтобы она поднялась к нему в кабинет.
— Извините, Валерий Викторович, а ее еще нет. Она еще не приходила, — ответил охранник.
Салютов посмотрел на часы: без трех минут три. По правилам казино, персоналу положено быть на рабочем месте за час до открытия. Жанна что-то опаздывает. Ну да день сегодня такой, словно разорванный пополам. И этот снег еще. Пробки, наверное, везде...
Из такси вышла женщина в коротком меховом жакете. А вот и Жанна, легка на помине, подумал он. Но через секунду понял, что это не Басманюк, а Эгле Таураге. Она наклонилась, расплачиваясь с таксистом. В глубине снежного тумана на аллее мелькнул свет — фары приближающейся машины.
Эгле выпрямилась, подняла голову. Салютов знал, она смотрит на его окна. На окна его кабинета. Его силуэт сейчас виден на фоне лампы и штор. И она знает, что и он смотрит на нее. Девочка это знает, девочка...
Когда этот энергичный парень из розыска по фамилии Колосов, по сути своей просто мальчишка, юнец и по возрасту своему, и по уму, задавал ему здесь, в этом кабинете, вопросы о Витасе, Салютов все ждал, что вот сейчас он спросит и о его сестре. И Колосов спросил. Правда, вопрос его тогда звучал явно не так, как первоначально задумывался. Но слова значения не имели, смысл был ясен: милиции не терпелось знать, спит ли он, Салютов, с сестрой покойного Витаса и, если спит, сколько ей за это платит. А он... Салютов смотрел из окна. Эгле... Кем она была здесь, в его Доме? Вроде бы никем. И всем. И понять это было просто, но они не понимали. Никто не понимал, даже близкие ему люди — Китаев, Жанна. И этот Колосов из розыска тоже не понял бы ни черта...
Он увидел ее впервые... Когда? Его сын Игорь тогда еще был жив и здоров. Он увидел ее здесь, в баре. Это было летом. Она приехала в казино с Газаровым: они жили вместе, и, как он узнал впоследствии, она его очень любила. Крепко любила. Так, что только можно было завидовать этому придурку Алигарху...
Он, Салютов, тогда был в курсе, что Эгле хорошо знают оба его сына. Первым с ней свел знакомство Игорь: у него в свое время с Газаровым крутились какие-то дела. Мифические... Призрачные. Иных дел у Алигарха, липнущего к игре в «очко» как пластырь, быть просто не могло, но... Факт остается фактом — в «Красный мак» Эгле попала через Газарова и его, Салютова, сыновей.