Улыбка химеры

– Пей, пей. И я с тобой попью за компанию. Мне полезно. Врач сказал – пейте как можно больше! А что тебя ко мне привело? С заданием каким-то не справилась? Я ж вам вроде на каникулы эти не задавал ничего. Хотел задать, просто не успел. Или ты уже впрок что-то учишь и на непонятном споткнулась?

На секунду Машка задумалась, можно ли историю возникновения химер и кентавров посчитать за выученный впрок материал и все ли ей ясно в том, какую роль в обществе играют антропоморфы? Кстати, неплохая тема для реферата. Правда, его, вероятно, сразу бы засекретили.

– Нет, ничего такого. – Она облизнула пересохшие губы. – Максим Игоревич, а скоро вы на работу выйдете?

– Да все уже, в четверг иду бюллетень закрывать. Так что готовьтесь, на той неделе с новыми силами…

– Так вы, значит, и вправду болели? – радостно перебила его Маша. – Тогда, значит… ну, значит, тогда все хорошо!

– Да что хорошего-то?! Такой бронхит отхватил! Три недели в лежку лежал. Еле выкарабкался. Думал, совсем помру. Медсестра уколы делать ходила. А ты говоришь – хорошо!

– Да нет, Максим Игоревич, вы меня неправильно поняли! – затараторила Машка. – Конечно, нехорошо, что вы болели! Это, ясное дело, наоборот плохо! Просто я, нет, вы только не подумайте ничего… Я просто подумала, что ну вдруг вы из-за меня на работу не ходите? Ну, из-за того случая, помните? Когда я к вам на дополнительные пришла? Я, короче, это… извиниться хотела. Сама не знаю, что на меня нашло, честно. Хотела сказать, вы, Максим Игоревич, забудьте про все это поскорей, если сможете, и приходите к нам на уроки. Хотя если вы и вправду болели, то, значит, все хорошо и уже неважно. Ладно, я пойду. Спасибо вам за чай, поправляйтесь!

Машка вскочила, кинулась переобуваться в сапоги из тапочек. (Господи, какая лужа успела натечь с сапог!)

– Маша, подожди. Оставь, пожалуйста, сапоги в покое. Садись обратно. Я что-то не совсем тебя понял. Ты что мне сейчас сказала? Ты просишь у меня прощения? Ты?! У тебя вообще как с головой? То есть не я у тебя, а ты у меня?! Машк, ты вообще понимаешь, что я перед тобой на коленях ползать должен?

– Вы? Но почему?!

– !.. Маш, заткни уши и не слушай! Я сейчас ругаться буду. А детям такого слушать нельзя! И молоденьким девушкам. Маш, ты понимаешь, что тогда произошло? Понимаешь, что если б ты тогда не сбежала, а потом пошла и пожаловалась куда следует, мы б с тобой сейчас здесь не разговаривали? Я б давно в Доме принудпроживания здоровое питание лопал! И на работу б меня потом никуда не взяли. Не то что учителем, вообще никем никогда, разве что кошек душить на санэпидстанцию! – (Машку слегка передернуло.) – Думаешь, я не понимаю? А ты теперь говоришь «прости»… Ты меня прости, если сможешь!

– За что? Я же вас сама спровоцировала!

– Маш, я от тебя с ума сойду! Не иначе ты мне послана за грехи! Чем, чем ты меня спровоцировала?! Тем, что ты на свет родилась? Что выросла такая, как есть? Так за это мне к Богу претензии предъявлять надо!

Машка слабо улыбнулась.

– Ну, видишь, самой даже смешно стало. Маш, я тебе честно скажу. Я почему не хотел этот разговор заводить? Думал, так лучше будет, для всех, не для одного меня, но и для тебя тоже. Вроде забылось, проехало, будто и не было ничего. Зачем лишний раз ворошить, живем дальше. Но раз уж ты сама…

– Ну да, – прервала его Маша. – В том-то все и дело, что я сама. А Бог, он уже потом. Из-за меня потому что. В смысле, это я его так попросила. А вы, вы ни в чем абсолютно не виноваты, Максим Игоревич!

И она заплакала.

* * *

Максим подошел и обнял ее за плечи. Совсем не как тогда, а не страшно. Стал покачивать, бормоча какие-то не то слова, не то междометия: «Ну, ну, что ты, что ты, ай-яй-яй, ну всё, всё, всё уже, всё». Машка сперва вслушивалась, пытаясь разобрать смысл, потом бросила никчемное это занятие. Комната плыла вокруг них. Пространство заволокло туманом, в котором все постороннее: стол, стулья, чашки, окно – исчезло или сделалось неважным.

Машка подняла голову, и они впервые поцеловались. Получилось не слишком ловко, потому что он стоял у нее за спиной, а она сидела. Но потом Машка тоже встала, повернулась к нему, и они оказались почти одного роста.

Некоторое время между ними еще сохранялась хрупкая грань, готовая от любого толчка треснуть, в кровь изранив лицо и руки. Но вместо этого в какой-то момент грань просто исчезла, словно ее и не было никогда.

* * *

– Кажется, ты ничего не боишься, – сказал Максим, приподнимаясь на локте и внимательно разглядывая ее лицо.

– А должна? – спросила Машка, сонно потягиваясь.