Улыбка льва

Лиха беда начало, — думает Леонт, — человек должен испытывать минуты слабости, чтобы не казаться надутым индюком.

Ты неадекватно оцениваешь обстановку, — заключает Мемнон, — и скоро пожалеешь об этом.

— Я хочу познакомить тебя кое с кем, — говорит Тамила и прижимается так, что Леонт чувствует ее бедро и то место, которое от природы должно быть у женщин пышнее, а у нее осталось, как у семнадцатилетней девочки. Он знает еще и то, что у нее крепкое спортивное тело и кожа на ногах едва шершава от ежедневных занятий теннисом, а углы, там, где им положено выпирать, выпирают по-прежнему остро и не заплыли жиром. Пожалуй, только руки и морщинки в уголках глаз выдают возраст. Но то, что компенсирует годы, сейчас заслуживает большего доверия.

— Я только поднимусь к себе, — говорит Тамила, и улыбка чуть большеватого рта на тонком лице, и мягкий наклон, словно оценка прошлому, и разбегающиеся морщинки убеждают Леонта, что он не ошибается. И он, как абсолютное большинство мужчин, не может удержаться, чтобы не проводить ее взглядом, и ее ноги восхищают его по-прежнему.

Он не находит, что она изменилась сильно, но тем не менее теперь в ней чувствуется та сила, которая копится в женщинах годами разочарований и работы. Женщины-профессионалы чем-то однозначно похожи на мужчин. В них появляется та отточенность, которая делает их похожими на бегуна перед финишем — не способного замечать что-либо, кроме гаревого покрытия под ногами.

"Интересно, какая она теперь в постели", — невольно думает Леонт.

Она уходит, и он рассматривает ее ноги и ступни в белых пляжных туфлях.

Каково женщине всю жизнь произносить одно и то же имя и ворочаться в одной постели? Он променял бы правую руку на истину.

Как это ни странно, в нем опять просыпаются собственнические чувства. Он даже предается на мгновение туманным мечтаниям, — слишком размытым, чтобы быть уверенным в их осуществимости, и слишком обольстительными для сознания, чтобы устоять перед ними.

— Слава богу, наконец-то! — гневно восклицает, подлетая, Анга. Где-то позади волочится Платон. — Как можно злоупотреблять чужим временем! — Кивок в сторону удаляющейся Тамилы более чем красноречив.

Злость кипит в ней выше всякой меры. Манометры явно зашкаливают.

Прямая противоположность Тамиле — она похожа на фонтанирующий гейзер.

— Может быть, она думает, что для нее открыты все двери?!

Лязг зубов.

— Мы знакомы со школы… — пробует вставить слово Леонт.

— Хорошенькое дельце, если мы все будем строить глазки кому ни попадя.

Неврастеническая маска. Обезьяньи ужимки слишком явно бросаются в глаза.

— Вероятно, ты в чем-то права, — соглашается Леонт.

— Тебе не следует пропадать, — добродушно откуда-то сверху гудит Платон, — сегодня твой вечер.

Нелепая фигура — быть одновременно толстым и плоским.

— Да разве я способен? — оправдывается Леонт.

Явный напор его всегда смущает.

— Человек, да смири гордыню свою! — заявляет Анга. — Всю жизнь подозревала, что ты липнешь к каждой юбке!

Немыслимый оскал.

— Нет ничего странного, ведь он же мужчина, — неуклюже защищает Леонта Платон.

Пальцы широких ладоней у него похожи на жирные сосиски.

— Всего лишь оправдывание собственного распутства! — яростно сообщает Анга. — А сам ты! — Взгляд, острый, как рапира, упирается в Платона. — Уж не хочешь ли ты мне что-нибудь сообщить?! А? — глаза ее пылают, как угли в глубине камина. — Может, тебе тоже хочется пощупать чужие ляжки?

Она мала ростом и едва достигает ему до подмышек, но размеры, заложенные природой, обратно пропорциональны силе характера — все знают, что Анга держит этого беднягу под каблуком; и, кажется, это нравится ему точно так же, как и карамельки, которые он периодически достает из кармана и бросает в рот.

— Все мужчины одинаковы. Только и ждете, как заглянуть кому-нибудь под подол! — кипит Анга.

Леонт сокрушенно разводит руками — в ее словах доля истины.

Платон заговорщически подмигивает, и на его лице разъезжается самодовольная ухмылка.

— Дорогая, это не самое страшное! — пряча взгляд, заверяет он.

Его оправдание похоже на тихий печальный бунт. Покорности в нем, — как в отчаявшемся проповеднике.

"Бедняга, — думает Леонт, — ты действительно даже не подозреваешь, какими могут быть женщины".

— Как ты планируешь провести вечер? — спрашивает Анга, не обращая внимания на мужа, но ясно, что даже тон не упускается из виду. — Было бы глупо торчать в номере. Ты ведь завтра уезжаешь? — Она прицеливается и откусывает заусеницу на ногте. Кажется, это ее немного отвлекает.

Леонт пожимает плечами. Откуда ему знать. Сейчас его больше заботит появление Тамилы и что в связи с этим может выкинуть Анга.

— Ты мне все время кого-то напоминаешь… — Она опять сосредоточивается на заусенице.

Мужчины для нее представляют такую же опасность, как Эверест для начинающего альпиниста. Она регулярно в кого-нибудь влюбляется. Правда, слишком чистосердечно, чтобы молчать об этом.

Наверное, у Леонта слишком скучное лицо, потому что Анга многозначительно качает головой: