Улыбка на пол-лица

– Я так и не дождался письма… – сказал я с непередаваемой тоской, смотря в глаза Вике. – Письма, с тем самым, свежим запахом… – И с телефоном у тебя что-то… – добавил аккуратно я.

Она смотрела прямо, куда-то в танцующую толпу. В ее глазах чувствовалась некая грусть.

– Я сменила духи на сладкие… – наклонившись ко мне, глядя в глаза, сказала Вика. – И номер тоже сменила…

– А ты, Вика… Изменилась.

– Ты тоже…Очень…

Ее губы изогнулись в тонкой улыбке. Появилось ощущение, что все возвращается назад. Мы разговаривали, как ни в чем не бывало. Как раньше. Мы улыбались, смеялись. Я решил не спрашивать про то, ради кого она меня оставила. Просто не хотел портить момент…

– Чем сейчас занимаешься? – спросил я.

– Работаю. Хочу отдохнуть. На Карпаты слетать, там я выросла, у меня там родители.

– Я помню… – сказал с улыбкой я. – У меня, кстати, друг на Украину перебрался – собираюсь навестить армейского брата, – добавил я. – Я все время обещался приехать к нему в гости. Пожить да погулять.

– Ты спроси. Может, рядом с Карпатами живет… – с улыбкой сказала Вика.

Фантазии яркими моментами заполнили мою голову. Словно мечта. Я, дружище Заза, Вика, солнце и карпатские горы. Что может быть лучше?

Мы говорили обо всем и не о чем, пили шампанское. Ее голос… Легкие, текучие высказывания… Сладкий запах духов…Она иногда отбрасывает волосы назад. Словно маньяк, я высматривал каждое ее движение, как она делает глоток, как аккуратно держит ножку бокала. Эти красивые, нежные руки с маникюром цвета смолы, алые, как кровь, губы. Все это было настолько изящно. Искусство раннего ренессанса в движении…

Сердце стучало так сильно, что готово было выпрыгнуть из груди. От разрыва грудной клетки меня спас находящийся неподалеку Серега. Он шумно общался с подругой Вики – Еленой. Я совсем ее не заметил, был увлечен и полностью отдан Виктории.

Елена скромненько извинилась, сказала, что нам, подружкам, уже давненько пора. Вика, одобряя подругу, слегка качнула головой. Я растерялся, начал панически шарить по карманам, ища чертову ручку. Протянул Вике салфетку и ручку, попросил написать номер. Она написала самую прекрасную комбинацию цифр, которую я когда-либо видел в жизни. Под номером телефона красовалось воздушным подчерком одно единственное слово – Карпаты.

… Холодный осенний муторный день… Сидя на работе, я написал Виктории сообщение, спросил: «Как дела?». Дело пошло – от «как дела» мы плавно перетекли в затянутую телефонную переписку. Весь рабочий день я не выпускал телефон из рук. Дурацкая улыбка не сходила с моей довольной физиономии.

Все мысли были заняты Викторией. Об Ане я уже и не вспоминал…

Она позвонила утром, я обменялся с ней парой дежурных фраз. Аня сказала, что заболела и взяла больничный. Я сухо ответил: «ну, ладно». На этом разговор закончился. Мне в голову пришла жестокая, бессовестная мысль – пока Аня болеет, я спокойно проведу время с Викой. Я не мог дождаться того дня, когда увижусь с ней.

Холодное сонное утро. Орет будильник, половина пятого – подъем. «Ничего не хочу» – думал я. Но надо идти на работу. Звонок на мобильный:

– Брат. Я не могу прийти на объект. Ночью меня напоили клафелинщицы, – быстрым говором шло из трубки. – Украли документы и деньги. Нет денег даже на проезд до работы. Помоги, пожалуйста, пусть кто-то выйдет сегодня за меня.

Молча, пребывая в полусне, я выслушал утреннюю исповедь своего сварщика – Коляна. Парень с золотыми руками, но без всякой дисциплины. Постоянно попадает в какие-то передряги. Ладно, заменим его кем-нибудь. Хоть предупредил с утра, и то хорошо.

Дорога от моей ипотечной квартиры-студии до места работы занимала около трех часов. Смиренно, вспомнив свои армейские тяготы, я спрыгнул с кровати и в момент был уже полностью одет. После завтрака, в виде полу-кружки чая без сахара, я выбежал на автобусную остановку. Увидев стремительно отдаляющийся ПАЗик, я резко стартанул с места, как олимпийский бегун в день соревнований.

После маршрутки – метро: толкучка, недовольные сонные лица. Музыка в моих наушниках не давала свалиться в дремучий сон, как тогда, на острове, лицом на ледяной бетонный плац. Только тут вместо бетонного плаца – мягковатый пол вагона, что уже неплохо…

Затем полчаса пешком, по каше – мокрой грунтовке, и – вот моя родимая бытовка.

Убранство нашего рабочего жилища оставляло желать лучшего и было весьма скромным. Потресканный, дощатый, самодельный стол, скамейки, сколоченные на скорую руку. Деревянное, белое окно, которое невозможно было до конца закрыть, гордо стоящие в углу зелененький оптический нивелир со сломанной геодезической рейкой, и наконец, вишенка настоящей рабочей бытовки – стены, увешанные выцветшими рабочими робами и дырявыми, ободранными спецовками.