— Прощай, — коротко ответил ему парень и, волоча ногу, но все же довольно быстро пошел, не оглядываясь, по улице. Такая, значит, у него была примета, еще одна…
На что они рассчитывали, подсылая к нему «собрата», трудно сказать. Больше Мицосу на глаза никто из однополчан не попадался. Однако с тех пор Мицоса не покидало ощущение, что за ним исподтишка и недружелюбно наблюдают. Теперь он знал, что вызывало это ощущение: за ним наблюдала Рула.
Можно было уходить, но Мицос все сидел за столом, дожидаясь Рулу: ему хотелось взглянуть девчонке в глаза, дать ей пощечину… Нет, трогать ее он не станет: она сама орудие, сама чья-то жертва. А почему, собственно, жертва? Может быть, вернулся из Албании ее отец? С фальшивым паспортом, кап это у них принято… Ну, тогда Мицос здорово влип: отца Рулы он не посмеет выдать…
Мицос сидел, мрачнел и наливался злобой. Теперь ему уже начинало казаться, что все перемены в настроении Рулы связаны с Белояннисом. То он заставал ее веселой, то равнодушной, то тихой и нежной… А повздорили они когда? Не в ноябре ли, когда Белоянниса перевели в другую тюрьму? Нет, это было как раз их лучшее время: Рула была спокойна, послушна и мало над ним насмехалась. Отчего бы это? Не оттого ли, что жизнь ее Белоянниса была вне опасности? Ну, а зачем ей тогда нужен был Мицос?
Выпутаться из этого противоречия Мицос не успел: в комнату тихо вошла Рула. Лицо ее было бледным, усталым, взрослым и оттого еще более красивым. Она молча села за стол напротив Мицоса, печально и серьезно поглядела ему в глаза. Странное дело: пять минут назад Мицос мстительно думал о том, как начнут бегать ее глаза, и сам же растерянно отвел взгляд. Как будто он был виноват перед нею, а не она перед ним — вот как смотрела на него Рула.
— Хорошо, что ты не ушел, — сказала она.
— Еще бы! — язвительно ответил ей Мицос. — Крепко вы меня заарканили!
И тут, сорвавшись, вскочил, зашарил вслепую по столу руками, ища фуражку, закричал:
— Шлюха! Дрянь! Продажная тварь! Ты им продалась! Ты меня им продала, шлюха! Сколько заплатили за работу, говори, ну! Пополам поделим, пополам, хочешь?
Рула молча смотрела на него, не пугаясь и не сердясь. Просто дожидалась, когда он кончит бесноваться.
Наконец Мицос умолк и, опершись на стол обеими руками, уставился на Рулу, весь багровый от ярости.
— Все? — спросила Рула. — Очистился? Много же в тебе накопилось. А теперь садись и слушай меня. И не перебивай, или уходи сейчас же.
Мицос крепко стиснул в руках фуражку, медленно опустился на стул.
— Нет уж, я послушаю, — тяжело дыша, сказал он. — Выслушаю все до конца и пойду знаешь куда? На улицу Бубулинас.
— Правильно, — спокойно ответила Рула. — Я тебя продала, ты меня продашь. Думаю, что не останешься в убытке.
— Если меня не пришьют по дороге твои дружки!
— Нет у меня никаких дружков, — сказала Рула. — Ты, конечно, уверен, что я с тобой — по заданию. Но это не так. Ты неглупый парень, на досуге подумаешь — сам поймешь, почему это не так. Поймешь, если вспомнишь. Тебе есть что вспомнить, Мицос. Не говори, что нечего, не говори…
Мицос отшвырнул фуражку в сторону, опустил голову на руки.
— Белояннис спас моего отца, Мицос… Ты знаешь, что это такое. Ты был славным парнем десять лет назад. Я жалею, что опоздала родиться. Я бы не дала тебе опуститься так низко. Но сейчас не об этом. Это — потом. У нас еще будет время, если ты, конечно, не пойдешь на улицу Бубулинас. Я знаю, от тебя нельзя требовать слишком многого, тебя сломали.
— Чего ты от меня хочешь? — глухо спросил Мицос.
— Ты сказал «завтра». Во сколько? Каким маршрутом их повезут?
Мицос медленно поднял голову, посмотрел на Рулу, криво усмехнулся.
— У вас что, дивизия здесь, в Афинах? Не засаду ли устроить собираетесь?
Рула молча кивнула.
— Я же предупрежу, — сказал Мицос.
— Не предупредишь, — ответила Рула. — Я тоже пойду со всеми. Так по каким улицам их повезут?
— Маршрут обычный, — медленно проговорил Мицос. — Проспект Сингру, улица Стадиу, Регилис, потом по Кифисиа…
— В Гуди?
— Конечно. Куда же еще?
— В котором часу?
— Послушай, Рула, это глупости. Вся военная полиция будет поставлена на ноги. Вас переловят, как котят. И потом, в сопровождении будет не меньше полусотни солдат… чистейшая нелепость.
— Мицос, это не твое дело. В котором часу?
— Где же вы раньше были?
— Белояннис возражал против побега. Вот мы и решили сами… Так в котором часу?
— Завтра в двадцать три тридцать за ним приедут…
— Так поздно?
— С тем, чтобы расстрелять уже в понедельник. По воскресеньям казни запрещены.
— Подлецы… — тихо сказала Рула.
— Вы тоже хороши, — желчно сказал Мицос. — Сколько солдат перестрелять собираетесь?
— Мы постараемся обойтись без стрельбы. Задержим грузовик с конвоем и…
— И подмените фургон? — быстро спросил Мицос.
— Где ты находился в ночь с двадцатого на двадцать первое ноября тысяча девятьсот пятидесятого года?
Молчание.
— Белояннис, где ты находился в ночь с двадцатого на двадцать первое ноября тысяча девятьсот пятидесятого года?
Молчание.
— Ты отказываешься отвечать на этот вопрос?