Читаем Улыбка навсегда: Повесть о Никосе Белояннисе полностью

Кем же был Илиас Аргириадис, трусом или провокатором? Никос склонен был думать, что асфалии удалось его «сломать»: купить обещаниями, припугнуть, намекнуть, что есть только один способ реабилитировать себя перед властями: помочь суду «ухватить за хвост» Белоянниса. А для этого надо взять на себя солидную долю вины, иначе раскаяние будет звучать неубедительно. Мужицкий инстинкт подсказывал Аргириадису, наверно, что его могут одурачить и бросить на произвол судьбы, но, раз согласившись «подыграть» обвинению, он уже не мог из этого положения выпутаться. Замкнутый, отчужденный, не очень развитой человек, он был запуган изуверскими пытками, о которых, даже если бы захотел, не смог бы рассказать на суде. В некоторых греческих газетах, когда пришла полоса разочарования, проскальзывали осторожные высказывания о том, что, если уж воздвигать здание обвинения на показаниях полицейского агента, агент этот мог бы быть понадежнее. Достаточно бросить взгляд на Белоянниса и затем на Аргириадиса, и становится ясно, что эти два человека работать вместе никак не могли. Маловероятно, чтобы такой опытный конспиратор, как Белояннис, мог довериться этому угрюмому, недалекому человеку. Последнее замечание было верным, но в том, что Аргириадис полицейский агент, Никос все-таки сомневался. И не потому, что в 1940 году они сидели в одной камере в Акронавплии: интуиция могла и подвести. Но от провокатора с таким стажем (с 1940 года, шутка сказать!) обвинение могло добиться много большего. Аргириадис скорее мешал королевскому прокурору, и если за него держались, то только лишь потому, что он один перекидывал мостик обвинения к Белояннису.

*

Действительные события, которые послужили толчком к подготовке нового процесса, были таковы.

14 ноября 1951 года (то есть в тот день, когда Никос произносил на «процессе 93-х» свое последнее слово) радиотехники одного из американских военных кораблей, курсировавших у берегов Греции, засекли неизвестный радиопередатчик, работавший где-то в пригороде Афин. Американское командование немедленно известило об этом полицию, и сообщение это было сочтено таким важным, что министр внутренних дел Рендис, «оторвавшись от срочных государственных дел», в сопровождении отряда полицейских лично выехал на операцию по поимке радиста. Радиопередатчик работал в подвале одного из домов в районе Каллитеи. Когда дом был окружен полицией, господин Рендис предложил радисту сдаться. Радист отказался и начал отстреливаться. После короткой перестрелки (министру он нужен был, конечно, живым) предложение сдаться было повторено, и радист потребовал два часа на размышление. Это требование было удовлетворено. Два часа из подвала не доносилось ни звука. Министр был уверен, что радист уничтожает вещественные доказательства, но это его мало беспокоило: улики ему были не нужны, он сам мог сфабриковать их в каком угодно количестве. Лишь бы этот человек сдался живым, а «расколоть» его — это уже забота асфалии. Однако на исходе второго часа, уничтожив все бумаги и выведя из строя радиопередатчик, радист застрелился. Полиции удалось установить, что его имя было Вавудис, что он осуществлял связь между афинским подпольем и радиостанцией «Свободная Греция». Этого Рендису было достаточно. Вавудис немедленно был объявлен советским офицером греческого происхождения, кадровым разведчиком Коминформа, к испорченному радиопередатчику был для убедительности подобран второй, исправный, а на роль «второго радиста» был выдвинут Аргириадис. И колесо фальсификации завертелось. Вдруг оказалось, что Вавудис «забыл» уничтожить шифровальный код «и кое-какие другие документы», — естественно, компрометирующие КПГ и ЭДА. Такая рассеянность Вавудиса показалась подозрительной даже некоторым правым газетчикам: сомнительно, что опытный конспиратор, покончивший с собой, чтобы не попасть в руки полиции, оставил после своей смерти такие важные улики.

На процессе фигурировали устрашающие фотографии тела Вавудиса, разбросанные в беспорядке бумаги — все это создавало иллюзию достоверности, вполне достаточную для бульварных газет.

Итак, фальшивый код, серия фальшивых радиограмм, два передатчика и показания Аргириадиса — вот и весь арсенал улик, которыми располагало обвинение.

Однако этого оказалось достаточно, чтобы построить леденящий душу детектив о разветвленной сети шпионажа, опутавшей армию, парламент, министерства, во главе которой стоял резидент Коминформа в Греции Белояннис со своим ближайшим помощником греко-советским офицером Вавудисом. Эти двое, по легенде асфалии, с которой охотно соглашалась армейская контрразведка, своими донесениями подготавливали массированный удар красных с севера. Не обошлось и без «русского золота», которое огромными партиями переправляли через границу разные сомнительные личности — их тоже, конечно, удалось обнаружить. Русское золото необходимо было Белояннису для подкупа облюбованных жертв и для финансирования пропагандистских кампаний ЭДА — «прямой креатуры Коминформа».

*
Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное