Премьер-министр Пол Пот, министр иностранных дел Иенг Сари и делегация от Общества шведско-кампучийской дружбы.
Сегодня двенадцатый день поездки. Об ужине им сообщили всего за несколько часов. Поскольку их не предупредили заранее, Хедда Экервальд и Анника Андервик отправились на свою традиционную прогулку в город. Гидам, однако, не составило большого труда их найти.
И вот они сидят за столом. Хозяева встретили их рукопожатием. Никаких поцелуев в щеку, как было с датскими делегатами несколько недель назад. Возможно, это вопрос этикета, чтобы провести грань между серьезными коммунистическими делегациями и всякими обществами дружбы.
Беседа ведется на кхмерском и переводится на французский. Теперь, когда все интервью уже записаны, участники расслабились и ведут себя не столь формально. Пол Пот упростил один момент. И он сам, и министр иностранных дел Иенг Сари отлично понимают французский, поэтому они больше не ждут, что им переведут вопросы и ответы шведов с французского на кхмерский. Сами они продолжают говорить по-кхмерски, и широколобый переводчик переводит.
Обслуживающий персонал работает быстро и бесшумно. Подают дымящийся рис, ставят на стол рыбный соус в маленьких плоских чашках. Дольки лайма, красный перец.
Свежие устрицы. Импортные. Но откуда они? Из Китая? Сырые моллюски — не рискованно ли в такую жару? Гуннар Бергстрём колеблется, но председателю Общества дружбы ничего не остается, кроме как отведать их. Краем глаза он видит, что Ян Мюрдаль потихоньку запихивает свое угощение в карман пиджака.
Хедда Экервальд пишет в своем путевом дневнике:
Посещение коммуны Анг Трасом, затем возвращение в Пномпень. Вечером мы были на ужине у премьер-министра Пол Пота и министра иностранных дел Иенг Сари. […] Странно было их видеть. Мы записали интервью с Пол Потом […] Он использовал длинные многосложные слова, например, «аннексионисты и землезахватчики». Он говорил по-кхмерски, и, возможно, на кхмерском это звучит проще. Но потом он беседовал с нами без диктофона и говорил так естественно и просто. Жаль, что вы не слышали его тогда!
ДА ЗДРАВСТВУЕТ СПРАВЕДЛИВАЯ И БЕСКОНЕЧНО ПРОНИЦАТЕЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ!
Хуэй? Знакомое имя.
Проверяю. Да, действительно, это человек, который допрашивал Исуп Кантхи в
В фильме он предстает обычным человеком, разве что не очень разговорчивым. Серьезный, сдержанный. Я чувствую некоторое напряжение. Словно он захлопнул дверь перед чем-то, что то и дело грозит ворваться и уничтожить его.
На лбу у него три круглых темных пятна — следы от специальных банок, которые используются в камбоджийской традиционной медицине.
Он рассказывает о том, как работал в
Я был молод. И не особо дальновиден. Я был влюблен в свою работу и делал то, что мне приказывали. Если мне говорили участвовать, я участвовал. Если кого-то надо было увести и убить, я делал это, как того хотела Организация. Когда я думаю об этом сегодня, я понимаю, что это было неправильно. Мне стыдно. Но я об этом не думаю. Когда я об этом думаю, у меня болит голова.
В какой степени отождествляли себя с их борьбой те, что крутили копировальные аппараты и стояли возле шведских универмагов «Думус»? Те, что в свои юные годы открывали мир сквозь призму движения против войны во Вьетнаме?
А общность между активистами, идеологическая и социальная, как она окрасила их мировоззрение? Точнее, какие оттенки сгладила? Достаточно ли этого было для того, чтобы путешествие в общество будущего потеряло некоторые важные смыслы?
Может, они и хотели бы видеть, но не могли? Потому что мешало все то, за что они боролись многие годы?
Потому что тогда бы им пришлось усомниться не только в том, что они видели, но и в собственной идентичности? В себе самих?