Улыбка сфинкса

Эта история до сих пор популярна в Египте, только в качестве смелого всадника называют известного мамлюкского бея Эмина. Это, по всей вероятности, не совсем верно. Эмин-бей, по словам собеседника А. Уманца, также спасся от побоища, но уберегло его чисто восточное суеверие: когда он брал чашку кофе из рук слуги Мухаммеда Али, он уронил несколько капель на платье. Приняв это за самое дурное предзнаменование, он решил незаметно покинуть Цитадель. Добравшись до дома, когда избиение мамлюков уже началось, Эмин-бей сумел скрыться из города и спастись в Сирии.

Годы правления Мухаммеда Али (1805–1847) прошли под знаком глубоких социально-политических реформ, затронувших все сферы жизни Египта. На месте полуразоренной страны, являвшейся безропотным вассалом Османской империи, возникла централизованная феодально-крепостническая монархия, начавшая проводить самостоятельную политику не только во внутренних, но и во внешних делах.

Русские путешественники и дипломаты оставили нам портрет Мухаммеда Али на различных этапах его жизни. Наиболее интересны наблюдения А. С. Норова. В своем «Путешествии по Египту и Нубии в 1834–1835 гг.», вышедшем в 1840 г., он подробно останавливается не только на личных впечатлениях от встреч с Мухаммедом Али, но и дает развернутую характеристику государственного строя Египта, состояния его промышленности и сельского хозяйства, финансов. Записки А. С. Норова с полным правом можно считать первым русским исследованием истории Египта в новое время. Н. Г. Чернышевский писал, что они занимают «почетное место в ученом отношении между всеми сочинениями по этому вопросу»^{43}. В этом смысле они выгодно отличаются от появившейся в 1832 г. книги известного религиозного писателя и историка церкви А. Н. Муравьева «Путешествие по святой земле», в которой автор лишь бегло касается своих впечатлений от личности Мухаммеда Али и его реформ.

Вот как А. С. Норов описывает свои впечатления от первой встречи с Мухаммедом Али: «Все мое внимание устремилось на маститую голову этого знаменитого человека, я старался прочесть в чертах его лица бурную историю его жизни. Чело его, осененное белою, обширною чалмою, и весь низ лица, покрытый широкою седою бородой, при малой движимости физиономии и телодвижений показывают сначала тихого и скромного старца; но быстрота серых его глаз, блистающих из-под насупленных седых бровей, и принужденная, хотя и тихая улыбка обнаруживают, после пристального рассмотрения, глубокую скрытность, стойкость, гениальный ум и, наконец, истребителя мамлюков»^{44}.

А. С. Норов сумел понять и предугадать последствия реформ Мухаммеда Али как для политического будущего самого Египта, так и для Ближнего и Среднего Востока в связи с постепенным, но неумолимым развалом Османской империи.

Следует оговориться, что А. С. Норов и А. Н. Муравьев, люди глубоко религиозные, смотрели на Египет и мусульманский мир в целом сквозь призму христианских догм, составлявших как бы внешнюю оболочку «восточного вопроса». Тем не менее Б. М. Данциг, крупнейший советский исследователь русских путешествий на Ближний Восток, назвав А. С. Норова «апологетом реакционного православия», явно недооценил его. Религиозность А. С. Норова, прошедшего по Египту с Библией в руках, соседствовала в нем с жаждой научных знаний. Близкий друг А. С. Норова А. О. Дюгамель, генеральный консул России в Каире в середине 30-х годов прошлого века, с восхищением описывает мужество, с которым этот искалеченный человек переносил тяготы трудного и опасного путешествия в Верхний Египет. Собранные им данные по различным областям хозяйственной и общественной жизни Египта первой трети прошлого века не утратили своего значения и сегодня.

Однако, признавая заслуги А. С. Норова как исследователя чужих стран и народов, не хотелось бы приукрашивать его достаточно противоречивую личность. С одной стороны, А. С. Норов — герой Отечественной войны 1812 г., артиллерист, потерявший ногу в Бородинском сражении, литератор и поэт, член Российской Академии наук по отделению русского языка и литературы, сотрудник многих петербургских журналов, собиратель старинных книг. С другой — безликий и безвольный сановник (в 1853–1858 гг. — министр народного просвещения, а с 1854 г. — член Государственного совета), не оставивший заметного следа в общественно-политической жизни России накануне бурных 60-х годов. «Лично добрый и очень благочестивый, Норов как министр проявлял крайнее малодушие и несамостоятельность, во всем беспрекословно подчинялся господствовавшим в правительственных сферах узко охранительным тенденциям» — такую характеристику давали ему либерально-народнические издания конца прошлого века.