Улыбка Шакти

Слышишь? Поскольку желанье поселилось первым на наших холмах, другие чувства, пришедшие позже, платили им дань: несколько горстей немоты – от несовместимости, несколько игл в сердце – от обид, и коренья, ягоды и плоды от любви. Я знаю, говорит она, не отрываясь от экрана телефона и все ж улыбнувшись. Но, говорю, тодды не только сами никакого оружия не носят, а даже не сохранили о нем ни малейшего воспоминания. Не держат при себе ни ножа в защиту от диких зверей, ни даже собаки для ночной охраны. У тебя, говорит, есть нож на поясе. Да, и подарила мне его ты, я помню, я тебе еще денежку символическую дал, но не очень, кажется, помогло. И насчет воспоминаний, похоже, тоже не про нас. Да, говорит, ни малейшего. Переписывается там с подружками в фейсбуке. Может, с той буряткой-знахаркой из Читы. Или с тем мастером-деревянщиком в Бали. Ладно. Вот пишут, что эти племена – последние остатки доисторических рас аборигенов Южной Индии. Но если о других племенах кое-что известно, то о тоддах – почти ничего. Судя по древним могилам да некоторым развалинам храмов и капищ, у тоддов было нечто вроде письма, как продолжает тот же очевидец, «какие-то знаки вроде гвоздеобразных записей у древних персов. Но чем бы тодды ни были в далеком прошлом, теперь они совсем патриархальный народ, вся жизнь коего сосредоточена на его священных буйволах. Из этого многие писавшие о тоддах заключили, что они поклоняются буйволам, как богам, то есть проповедуют зоолатрию. Но это не так. Сколько нам известно, их религия имеет характер гораздо более возвышенный, нежели простое и грубое поклонение животным».

Недавно ездили с Прабой землю смотреть, которую он прикупил в Карнатаке рядом с заповедником, – если понравится, можем войти в долю, он и дом построит для нас. Едет впереди на мотоцикле, а мы за ним на джипе с Вики. Нет, неинтересное место, лысые нерослые холмы, пустошь. Ну вот же, суетится Праба у пересохшей лужи, сюда слоны ходят, вот следы. Да, говорю, полугодовой давности. Вернулись. Тая красуется в новом платьице, справила все-таки. Встанет под рододендроном, перейдет к бугенвиллии, где игуана живет, я их фотографирую, Пушкин вышел из кухни, застенчиво улыбаясь, большой палец показывает, но так, чтобы она не видела. Фотогенична она, чертовка, это да. Хотя и странно – настоящая красота, она ведь в движении и вряд ли ловится стоп-кадром. Может, и ошибаюсь. Квантовое создание, невозможно одновременно вычислить координату ее и импульс. Чем дольше вместе, тем меньше. Путешествовала с подругами по Камчатке – медведи, костры, вулканы, корабли, морские котики. Накануне мы разошлись – как обычно, насовсем. Она отправилась на Камчатку, я в Киев, куда пригласили на фестиваль. Вдруг звонит, летит ко мне, через Беларусь. Номер у меня был какой-то неожиданно роскошный в загородном коттедже. Ванна в форме замысловатого эллипса, сосны в окне, тишь. И вот лежим мы этой ванне в холмах пены, и больше ничего нет в мире, не создано. Лежим и смотрим в глаза. И чувство такое, что это мгновенье миллионы лет готовилось, чтобы сейчас сбыться. Две головы напротив друг друга, белая пена, тающая, долго-долго, а в промоинах, как с высоты на землю смотреть, проступающее тело – ее, мое. Потом они придут в движение, сблизятся, эти тела, будут менять медленные ландшафты, образовывая их собой, странствовать, умирать на краю и рождаться заново – все теми же неузнанными, все эти годы… А две головы будут по-прежнему неотрывно смотреть друг на друга в нетающей пене, пока тела не обессилят. Я люблю тебя, я хочу с тобой жить, жить, жить, всегда, еле слышно скажет она, когда выбирались на сушу. Все эти годы…

Вот сжатое показание из статистического сочинения о них полковника Торнтона. Первыми на скатах гор за чертой водопада встречаются эруллары. Они живут в настоящих земляных норах и питаются кореньями. Теперь, с приходом англичан, они стали менее дики. Живут группами от трех до четырех семейств, их насчитывают около тысячи душ. Над ними живут курумбы. Эти разделяются на две ветви: а) просто курумбы, живущие в землянках, которые образуют деревушки и б) муллу-курумбы, отвратительного вида и необычайно малого роста люди, которые живут в настоящих гнездах на деревьях и похожи более на обезьян, нежели на человеческие существа. Они говорят на языке, напоминающем щебетание птиц и горловые звуки обезьян, хотя у них изредка и встречаются слова из многих древних диалектов дравидской Индии. Численность тоже не превышает тысячи.

Вдруг вспомнилось Шереметьево: возвращаюсь из Индии, ранее утро, снег, паспортный контроль, пограничник, не глядя на меня, берет мой украинский паспорт, спрашивает: цель визита? Я: а какой у нас сегодня ассортимент? Он медленно поднимает взгляд: стою перед ним, лохматый, в легкой белой рубахе, расстегнутой до живота, с наброшенным поверх одеяльцем лоскутно-веселого окраса. Он: с деловым?