Улыбка смерти на устах

– У меня умер отец. – Пауза, и, так как я не прореагировал, она продолжила: – Все считают, что он покончил с собой.

Визитерша опять остановилась, и я подсказал:

– А – вы?.. Как думаете вы?

– Я думаю, – с вызовом проговорила госпожа Порецкая, – что его убили.

– Кто? И за что?

– За этим я пришла к вам.

– Хорошо. Расскажите тогда официальную версию. Итак, считается, что ваш отец покончил жизнь самоубийством, правильно?

– Я начну сначала…

– Как вам удобнее. Начинайте откуда хотите. Но лучше, конечно, сначала.

Наверное, я все-таки на нее запал, потому и говорить стал больше обычного. Это мне самому не понравилось. И то, что стал слишком велеречивым. И тем более что – запал.

Хватит с меня служебных романов. От них одни неприятности. Что с Римкой, что с клиентками.

Спокойные, ровные отношения, без всякой примеси любви и тем более секса – вот залог нормальной, уверенной работы.

Всякого творческого коллектива, а сыскного агентства – тем более.

Если предаваться самокритике, имеется у меня один недостаток: я очень влюбчивый.

Чересчур.

Слишком часто и не по делу воспламеняюсь. И это определенно вредит работе. Чего стоят только мои взаимоотношения с Римкой!

Мы с ней без счета сходились, расходились, жили вместе, разбегались навсегда. А потом снова встречались, и опять нас, в конце концов, бросало в объятия друг к другу.

Попутно у меня, конечно же, случались романы, и Римка узнавала и бешено ревновала, устраивала сцены. А у самой-то тоже рыльце в пушку! Чего стоил хотя бы этот ее казах из-под Пскова! И ведь хватило же у того раскосого скобаря наглости заявиться к ней сюда, в Москву, с цветочками! Ох, как далеко и надолго после этого Римма Анатольевна была мною послана![2]

Но сейчас-то мы, кажется, оба перебесились, и у нас, слава богу, установился ровный, спокойный, выдержанный нейтралитет. Похоже, мы остановились на правильном градусе, что она – просто моя коллега, младший товарищ, соратница в нелегкой работе.

Ее это, кажется, тоже устраивало, и она больше не устраивала взбрыков типа разойтись навсегда или, того хуже, сойтись навеки.

И мне совершенно некстати сейчас завести роман на стороне – причем на глазах у Римки. Чтобы моя соратница презрительно щурилась, фыркала, метала молнии и отпускала язвительные замечания.

Да и потом, крутить с клиенткой – непрофессионально. Спать с тем, кто тебе деньги платит, – как-то фу. Сие выставило бы меня, да и агентство наше сыскное, моим именем названное, не с лучшей стороны.

Поэтому я сразу решил найти в сегодняшней посетительнице, такой всей из себя няшной, изъян. Чтобы перестать в нее влюбляться.

Может быть, голос? Знаете, бывает у женщин, особенно тонкокостных, голос – как болгаркой пилят. Потом долго его из головы приходится выковыривать. Но у этой тембр звучал приятно: низкий, грудной, бархатный. И говорила она ясно, просто, умно. Вдобавок наша беседа никакого флирта совершенно не предполагала – еще бы, гибель родителя! Но, видать, в ней случившееся перегорело, потому что изъяснялась визитерша не без доли кокетства – видимо, ей органически присущего. Как и миниатюрные формы, а также правильные черты лица.

– Начнем с того, что два года назад умерла наша мама…

– Вы сказали «наша»? – перебил я ее. – Вы не одна в семье?

– Нет, не одна, – ответила девушка сухо. – Есть еще моя сестра. Родная. Старшая. Юлия Игоревна. Семь лет разницы.

Довольно неприязненный тон, которым говорилось о ближайшей родственнице, и поджатые губки заставляли предполагать, что отношения между сестрицами не задались. Я сделал себе зарубку на будущее.

– А что – ваша мать? Она тоже погибла насильственной смертью?

– Нет, слава богу! Хотя не скажу, что ей повезло больше, чем папе. У нее оказался рак. Лимфома. Диагностировали слишком поздно. Четвертая стадия. Три года она боролась. Химия, облучение. – Глаза девушки повлажнели. – Отец все время был с ней рядом и всячески поддерживал. А когда она… – девушка моргнула и сделала над собой усилие, – она ушла, отец впал в натуральную депрессию. Он не мог ничего: ни работать, ни отдыхать нормально, ни даже следить за собой.

– Выпивал?