СТАРЕЮЩИЙ ДЕМОН
Тяжко мне, тяжкопод тягостью крыл —крылья меня тяжеле.Светлые высидень озарил —темень в моем ущелье.Нечто во мне,но превыше меня,несло меня, в выси целя —больше не плыть мнев сиянье дня,крылья отяжелели.Однажды шагнул яв небесный блеск,в несказанную благость,ликуя слышал якрыльев плеск,не бывших покуда в тягость.О счастье веритьи счастье жить,счастье изведать благость!о тяжесть — в ущельяхстарость влачитьи душу, ставшую в тягость!«Кто проходил под окном в моем детстве…»
Кто проходил под окном в моем детствеи дохнул на стекло,кто это был в той глубокой ночи детства —до сих пор в ней не горит ни единой звезды.Пальцем проворно он знак начертал на стеклекончиком пальцана туманном стеклеи задумчиво прочь зашагали ушел и оставил менянавеки.Как мне было понять этот знак на стеклезнак на стекле, затуманенном его дыханьемчто виднелся какое-то время но слишком недолго, чтобы успеть понять его —тысячи тысяч веков не хватило бы чтобы суметь понять его.Наутро когда я проснулся были стекла чистыи я видел в окне только мир за окномвдруг такой чужой мне —а на меня у окна навалились тоска и тревога.Кто приходил,кто мимо прошел в той ночи глубочайшего детстваи ушел и оставил менянавеки.«Что глубже, чем пустота…»
Что глубже, чем пустота,что сердце полнит сильней, чем опустошенность,что душу переполняет вожделеньем того, чего нет,хоть и сама она знает, что нет его.Другие нашли у тебя покой,другие сгорают в твоем огне, отдыхают в пылающих дланях, —но что их восторгв сравненье с моей пустотой,их пламенное единенье с тобойв сравненье с моим сиротством.«Не Бог возлюбил нас — мы сами его возлюбили…»
Не Бог возлюбил нас — мы сами его возлюбилии простерлись перед ним, вожделея иного, превышенас самих,как бывает в любви.И вожделение делалось тем жарче, чем безответней,отчаяние тем глубже, чем больше мы понимали —Он нас оставил,и никто нас не любит.Что глубже, чем пустота, чем любовь без ответа.УЛЫБКА ВЕЧНОСТИ
Однажды, где-то там, во тьме, где — они и сами не знали, сидели и разговаривали мертвые, коротая за разговором вечность.
Нет, сказал один из них, продолжая разговор, что тянулся с незапамятных времен, эти живые все же слишком самонадеянны. Воображают, что все только на них и держится. Развели там у себя внизу суету и думают, что живут. Выходя по утрам из дома, радуясь новому дню и утренней прохладе, они спешат по своим делам и таинственно переглядываются — мы-то с тобой живые, мы-то с тобой живем. И бегут по своим делам, добрым или дурным, громоздя их одно на другое, одно на другое, пока все это сооружение не рухнет, чтобы можно было начать громоздить заново. Самонадеянные, самодовольные ничтожества — иначе не назовешь. Он сидел, озабоченно уставясь прямо перед собой. Он был костляв, желчен, истощен.