Улыбка зари

Такси ехало по набережным. Она смотрела свежим взглядом на Париж, мелькавший вдоль Сены. Все было новым, потому что все вокруг было чудом. Все живущее смогло выжить. Жизнь – это одновременно пощада и мужество.

Машина застряла перед пирамидой Лувра, безуспешно сделав большой крюк, чтобы объехать пробки. Но ей не было дела до этой задержки, она никуда не спешила, у нее впереди была целая жизнь. Она любовалась через стекло летающей чайкой, крылья которой были освещены лучами заходящего солнца. «Возвращайся к морю», – сказала она птице.

Что я собираюсь делать с подаренными мне годами?

«Ничего», – ответил ей внутренний голос.

Как это ничего? Я же исцелилась не просто так! Теперь у меня есть миссия, долг!

«Ничего, – повторил упрямый голос. – Ничего не делай, учись быть. Твое существование будет проистекать из этого источника».

* * *

Открыв дверь своей квартиры, Камилла с удивлением услышала крики. Она ринулась на кухню и обнаружила покрытых мукой Габриэля и Перлу, споривших друг с другом о ложке растопленного шоколада.

– Мы готовим шоколадный пирог, – произнес нараспев Габриэль; нараспев – потому что Мельхиор хотел, чтобы он пел.

– Мы готовим шоколадный пирог! – прокричала Перла.

– Шоколадный пирог? – переспросила Камилла.

Габриэль поднял голову и вопросительно посмотрел на нее. Он пытался прочитать по ее лицу заключение врача. Она предупредила его, что, возможно, останется в больнице, поэтому, вернувшись с моста Сен-Мишель, он отпустил няню и занялся Перлой. Чтобы унять беспокойство и нервозность, он решил впервые в жизни испечь шоколадный пирог. Он сам поразился своему желанию, но в состоянии волнения у него иногда появлялись странные идеи.

Камилла прошла в спальню, чтобы положить вещи. Габриэль тотчас последовал за ней, позволив Перле в одиночку поставить в духовку их творение.

Тихо, очень тихо он спросил ее:

– Ну что?

Он целый день оттачивал эти простые слова, чтобы не отягчить их тревогой, не обременить Камиллу своим страхом. Он знал, как сильно страдают больные люди от того, что им приходится нести на себе боль своих близких. Иногда они не осмеливаются сказать, что происходит в действительности, чтобы не испытать страданий, которые еще больше усилят их собственное страдание. Он сказал так тихо, что Камилла не расслышала, а он подумал, что она не решается ответить.

Наконец Камилла поняла, что на нее обрушилось перепуганное «ну что?». Она обернулась и, устремившись в его объятия, прошептала ему на ухо:

– Почти ничего не осталось, моя жизнь сейчас вне опасности.

– Тебя исцелила любовь! – воскликнул он.

– Или тайна.

– Какая разница! Это любовь!

– Ты не слишком ли сентиментален?

– Плевать! Тебя исцелила любовь!

Она поцеловала его за этот ответ. Она поцеловала его за аромат шоколада, который витал в квартире, за его губы, которые вечно говорят не те слова, которые она ожидает, за его растрепанные волосы, за его любовь к Средневековью, хотя эта эпоха не вызывала у нее ни малейшего интереса, она поцеловала его за его глаза, руки, плечи и плохо выглаженную рубашку.

Внезапно став серьезным, Габриэль на мгновение задумался, пристально разглядывая свою возлюбленную, которая сияла, несмотря на темные круги под глазами, хранившие следы последних недель. Он казался по-настоящему расстроенным, даже испуганным.

– Уж не собираешься ли ты стать ясновидящей?

– Сначала неплохо было бы обрести незамутненный взгляд.

Вспомнив о настоятельной просьбе врача, она принялась искать бутылочку, которую ей дал Мельхиор. Бутылочка исчезла. В ней оставалось совсем немного жидкости, и ее можно было бы исследовать. Странно, она всегда оставляла ее, как ночник, в одном и том же месте – на прикроватной тумбочке.

Она подошла к Перле, наблюдавшей, как в духовке поднимается пирог, и спросила, не брала ли та бутылочку Мельхиора.

– Да, я бросила ее в Сену!

– Что это на тебя нашло?

– Это был приказ Папуаса. Он сказал мне выбросить ее в Сену, когда она будет почти пустой, чтобы жизнь шла своим чередом.

Увидев растерянный взгляд матери, девочка продолжила:

– В этой бутылочке не было ничего важного, правда?

– Ничего, кроме чудодейственного растения, содержащего вещество, которое могло произвести революцию в медицине.

– И всего-то? Ну, тогда ничего страшного! – воскликнула Перла.

Затем она залилась искренним, солнечным смехом. Смехом, который сотрясает землю и перья ангелов. Смехом, который заливает радостью всю печаль мира. Золотым смехом, который пробуждает. Таким чистым смехом, что жизнь удивляется. А Камилла и Габриэль, захваченные этим хрустальным смехом, последовали ее примеру.

* * *

– Мама, почему мы заболеваем?

– Чтобы исцелиться.

– А если не получится?

– Поедем на море.

– А если не получится?

– Будем сажать цветы. Или капусту.

– А если не получится?

– Тогда просто люби и предоставь события их естественному ходу.