Наши поиски мира в этом мире, основанные на войне, приведут только к войне, к проклятию человека.
У. Г.: Неизбежны, это правда. Марксисты и прочие постулируют тезис, который посредством борьбы становится антитезисом, пока в конечном итоге не будет достигнут синтез. Но то, что для одного человека синтез, для другого — тезис, так появляется вновь сформулированный антитезис и так далее. Это изобретения философии, созданные для того, чтобы придать жизни некую связность и направление. С одной стороны, я утверждаю, что жизнь могла возникнуть самопроизвольно; она могла образоваться случайно. Человеческое стремление придать жизни направление может вылиться только в разочарование, потому что у жизни нет никакого направления.
Но это не означает, что реактивные снаряды уже летят и конец света вот-вот наступит. Человеческий инстинкт выживания очень глубоко укоренен. Я имею в виду, что все эти слащавые разговоры о мире, сострадании и любви никак не затронули человека. Все это вздор. Людей держит вместе только страх. Страх взаимного уничтожения с незапамятных времен имел большое влияние на человека. Но здесь, конечно, нет никакой гарантии. Я не знаю.
У. Г.: В тот самый день, когда человек ощутил в себе «я» — сознание, из-за которого он ощущает свое превосходство над всеми другими видами животных на нашей планете, — в тот же самый день он встал на путь тотального самоуничтожения.
Если человечество исчезнет, возможно, мир ничего и не потеряет. К сожалению, инструменты разрушения, которые оно сумело накопить за многие века, становятся все страшнее и страшнее, все более и более опасными. Когда оно исчезнет, оно заодно уничтожит и все остальное.
У. Г.: Оно берется из религиозного представления о том, что человек находится в центре Вселенной и все создано для блага человека. Поэтому человек больше не является частью природы. Но он загадил, разрушил и уничтожил все, и все это было сделано из-за его желания быть центром Вселенной, всего творения.
У. Г.: Я ставлю под сомнение само существование, саму идею «я», ума, души. Если вы принимаете понятие о «я» (а «я» — это понятие), вы свободно можете искать и обрести «я»-знание. Но мы никогда не ставили под сомнение идею «я», правда?
У. Г.: Это же вы интересуетесь «я», а не я. Что бы это ни было, это самая важная вещь для человека, пока он жив.
У. Г.: Вы никогда не ставили под сомнение фундаментальную вещь, которая подразумевается здесь: Я думаю, следовательно, я есть. Если вы не думаете, то вам никогда не приходит на ум, живы вы или мертвы. Поскольку мы думаем все время, само по себе рождение мысли создает страх, а из страха рождается весь опыт. И «внутренний», и «внешний» мир идут из мысли. Все, что вы переживаете, рождается из мысли, следовательно, все, что вы переживаете или можете пережить, — иллюзия.
«Я»-сосредоточенность в мысли создает «я»-центричность в человеке, это все, что там есть. Все отношения, основанные на этом, неминуемо делают его несчастным. Это фальшивые отношения. Что касается вас, то такой вещи, как отношения, не существует. И все равно общество требует не просто отношений, но постоянных отношений.
У. Г.: Нет, я не думаю, что вы можете навесить на меня ярлык. Экзистенциалисты рассуждают об отчаянии и абсурдности. Но они никогда вплотную не брались за решение проблемы отчаяния и абсурдности. Отчаяние для них абстракция.
У. Г.: Это абстрактные концепции, на которых они выстроили колоссальную философскую структуру. Больше ничего в них нет. Когда я говорю о «я»-центрированной активности, это автономный и автоматический самоповторяющийся механизм, полностью отличный от того, о чем они теоретизируют.
У. Г.: Нет. Вопрос о «я» вообще не стоит, так как же может возникнуть вопрос о бессмертии, о запредельном?