Ум — это миф

В.: Каждый год вы проводите четыре месяца в Америке, четыре месяца — в Индии и ещё четыре — в Швейцарии. Вы не находите, что это подозрительно напоминает обычный график перемещений Дж. Кришнамурти? Он год за годом следовал почти одному и тому же маршруту.

Ю.: Я не знаю, почему он так делал. Мои перемещения диктуются погодой. Когда в Индии жарко, я еду в Швейцарию. Когда в Швейцарии холодно, я переезжаю в Калифорнию, а потом снова в Индию.

В.: Возможно. Но вы, наверное, очень внимательно рассмотрели всё это, прежде чем надолго пуститься в такие путешествия. Все знают, что вы раньше интересовались Дж. Кришнамурти и что вы в конце концов порвали с ним отношения.

Ю.: В ранние годы у него не было такой большой организации, как сейчас. У него была маленькая простая организация, которая публиковала небольшое количество книг, и всё. Он мало ездил и мало выступал, и эти неформальные встречи организовывали его друзья. Вот так всё и было. Но сейчас это коммерческая компания, растущая индустрия, как и любой другой бизнес. Такая организация, как у него сейчас, с недвижимостью по всему миру, с советами попечителей, с целыми сейфами лицензионных кассет, миллионами долларов — и всё это в противоположность самой основе его учения о том, что истину невозможно организовать. Ему не следовало бы строить целую империю во имя духовности.

В.: Встречали ли вы кого-нибудь из «боголюдей» Индии? Вы знаете, самые знаменитые из них делают быстрые деньги на духовном бизнесе.

Ю.: Нет. Я никогда не был покупателем. Я общался кое с кем из них по несколько минут во время своих путешествий, и всё. Тот я, какой я есть сейчас, был рождён в результате моей собственной борьбы. Я узнал всё о себе сам. Меня раздражают и светские, и духовные философские школы. Следовательно, и гуру, и боголюди не представляют для меня никакого интереса. Мы экспортировали их в Америку и Европу. У них есть свои собственные…

В.: Да, преподобный Мун, Джим Джонс, куча всяких прохвостов…

Ю.: А теперь появился ещё один Джонс: Да Джонс — в переводе с санскрита «дающий». Любых жуликов от религии здесь встречают с распростёртыми объятиями — хоть из Индонезии, хоть из Японии, Индии или Непала. Если они становятся достаточно популярными на Западе, раскручиваются и производят достаточный резонанс, мы везём их обратно в Индию. Это похоже на то, как индийские женщины привозят с Запада сари, чтобы носить их здесь. Они там платят втридорога!

В.: Вы встречали Махариши Йоги в Швейцарии?

Ю.: Нет, ни разу. Я не выхожу из своей комнаты, так что не могу сказать. Я не слежу за тем, что сейчас происходит в Индии. Меня не интересует, что пишут в газетах, я их не читаю. Индийские новости меня тоже не интересуют, потому что, что бы там ни происходило в Индии, это никак не влияет на остальной мир. Индия не в состоянии повлиять на мир. Хотя и нет надёжного способа разделить взгляды на духовные, политические и прочие, можете называть это политическими взглядами.

Как Индия может дать направление или повлиять на мир? У Индии нет ни власти, ни морального статуса. Духовность, на которую вы претендуете, на самом деле не работает в жизни страны. Вы должны показать миру, что единство жизни, которое вы проповедовали веками, работает в повседневной жизни этой страны, так же как и в жизни отдельных людей. Это тяжело.

Никому не интересно, что говорит или делает Индия. У неё нет необходимого положения для того, чтобы влиять на мировые события. Единственное про Индию, что интересует остальной мир, — это вопрос «Что будет с миллионами и миллионами индусов? В каком направлении пойдёт Индия, к какому лагерю прибьётся?»

В.: Помогает ли такая религия, как марксизм? У неё есть своего рода духовное содержание. Похоже, что у неё более широкая, менее архаичная система взглядов.

Ю.: Марксизм как религия потерпел неудачу. Даже маоизм мёртв. Даже страны, в которых господствует марксизм, сейчас ищут нового Бога. Они потеряли веру в человека и снова ищут нового Бога, новую Церковь, новую Библию, нового священника. Идёт поиск новой свободы.