Ю.: Я говорю — нет. Потому что уникальная индивидуальность не может воспроизвести себя ни физически, ни духовно — природа забраковала её как бесполезный экземпляр. Природа заинтересована только в воспроизведении, и время от времени — в порождении необычных, уникальных особей. Эта особь, неспособная воспроизвести себя, выключается из процесса эволюции, и ей не нужно становиться образцом для других. Вот и всё, что я хотел сказать.
Ю.: Это должно происходить с теми, кому по счастливой случайности удаётся освободиться от груза прошлого. Когда отброшено всё коллективное знание и весь человеческий опыт, остаётся только изначальное, первозданное состояние, но без примитивности. Такой человек совершенно бесполезен для общества. Подобно дереву, дающему тень, такой человек может что-то давать, но он этого не осознаёт. Когда вы сидите под деревом, вам на голову может свалиться кокос — здесь есть опасность. Поэтому общество, выстроенное таким, какое оно есть, не может никак использовать такого человека.
Я не верю в локасамграху, в помощь человечеству, в сострадание, в то, что можно разгрести хотя бы малую толику тяжёлой кармы этого мира, и во всё такое прочее. Никто не назначал меня спасителем человечества.
Ю.: Я расскажу вам одну историю. Когда я был молодым, я семь лет занимался йогой в Гималаях с Шиванандой Сарасвати. Мне это не помогло, и я бросил йогу. После того как в 1967 году я пережил «катастрофу», я почувствовал, что мой организм не может переносить мощнейшие выплески энергии, которые происходят в этом состоянии. Я посоветовался с приятелем, Шри Дешикачаром, учителем йоги. Он сказал: «Не знаю, могу ли я помочь. Может быть, мой отец (д-р Кришнамачарья из Мадраса) сможет помочь тебе». И вот я во второй раз взялся за йоговские практики. Но вскоре я обнаружил, что вся йога противоречит естественному функционированию тела. Я попытался обсудить это с ними. Но то, что я говорил, не вписывалось в Йога-Сутры Патанджали, и мы не нашли общий язык. В конечном итоге я объявил им, что прекращаю заниматься йогой. Когда организм уже освободился от мёртвой хватки мысли, что бы вы ни делали для того, чтобы обрести покой и гармонию, всё это только создаёт дисгармонию и насилие.
Это всё равно что пытаться при помощи войны насадить мир там, где и так царит мир. Когда сам поиск подходит к концу, при этом происходит большой взрыв, как тогда, в самом начале мира. А затем приходит покой — покой, который невозможно практиковать и которому невозможно научиться.
Ю.: Голодный сначала довольствуется брошенными ему хлебными крошками. Потом он хочет целый ломоть, и ему такой ломоть обещают продавцы-святоши на рынке. Вопрос об утолении голода даже не стоит; голод должен перегореть неутолённым. Голод и поиск, который он влечёт за собой, — вот в чём проблема.
Если вы отбросите вымышленный образец святого, у вас останется только естественный биологический расклад. Разделяющая структура мысли, внедрённая в человеческий ум в незапамятные времена, создала жестокий мир и, возможно, поставит человечество и все остальные формы жизни на этой планете на грань вымирания. Но на биологическом уровне у каждой клетки есть мудрость для того, чтобы избегать образцов и обещаний и просто, из соображений выживания, сотрудничать с соседними клетками. И человек научится у своих клеток сотрудничеству под страхом уничтожения, а не из любви или сострадания.
Ю.: Не думаю. Это очень индивидуально, не в привычном смысле, как обусловлено культурой, а по-другому. Контроль над телом при помощи мысли отсёк для человека возможность вырасти и стать полностью человеком, вот и всё. Вы можете обойтись без столь распространённого сейчас представления, что осознанность может дать вам какое-то качественное изменение. Природа старается создать уникальную индивидуальность, потенциал для этого у вас уже есть. Но человечество где-то по дороге свернуло не туда, и выхода, похоже, уже нет.