На ранних стадиях психотического срыва Софи тоже замечала небольшие изменения. Софи говорила своей подруге, француженке, о том, что она видит мир в частицах и ощущает его примерно так, как если бы она подула на здание, а оно бы рассыпалось и растворилось в воздухе. «До сих пор я не знаю, где случилось непонимание, то ли она все не так поняла, то ли не так объяснила, переводя мои слова с английского профессору, но почему-то они решили, что я готовлю взрыв», – рассказывала Софи (
Еще до того, как это случилось, учеба давалась Софи с трудом. Она внезапно обнаруживала, что не может произнести ни слова, иногда часами, хотя мысленно формулировала предложения превосходно. Слова просто не выходили из нее. Это было ужасно неудобно, учитывая, что у нее была нагрузка ассистента и она посещала занятия для докторантов. Будучи не в состоянии позволить себе качественную психиатрическую помощь, Софи отправилась в психиатрический госпиталь в Чикаго, где принимали малоимущих пациентов. Опыт был пугающим. Медсестра в приемном отделении сказала подруге, сопровождавшей Софи: «Я официально диагнозы не ставлю, но по тому, что вы мне тут рассказали, ясно как день, что она шизик». Софи было неприятно. «Я же была прямо там», – рассказывала Софи, и в ее голосе даже спустя столько лет сквозит возмущение.
В госпитале ее заперли в скромной комнате в окружении других пациентов с различными ментальными нарушениями, включая злоупотребление психоактивными веществами. Сидя среди пациентов, которые бродили по палате, кричали и стенали, Софи почувствовала себя в этом месте еще хуже. «Меня все это беспокоило, хотя я и выросла с мамой и привыкла к подобному», – говорила она. Ее подруга, ужаснувшись условиям, в которых содержалась Софи, помогла ей выбраться из заточения.
К счастью, Софи нашла хорошо финансируемую программу, занимавшуюся первичными случаями психозов. Она позвонила руководителю клиники. Ответ не заставил себя ждать. «Она сказала: “Я хочу встретиться с вами в семь утра”, – вспоминает Софи. – Она была невероятно милой и очень успокоила меня, хотя прошла только ночь и один день». Софи записалась на программу интенсивного лечения. Но несмотря на разговоры с руководителем клиники в течение недели, на лечение антипсихотическими препаратами, Софи не была уверена в том, что у нее психоз, частично из-за того, что ей казалось, что ее взгляд на мир имеет смысл, просто он не такой, как у других, за это отдельно стоит поблагодарить ее философское образование. Безумие ее матери было «глубоко нерационально, всякие заговоры, теории и все такое», а у самой Софи было восприятие мира как иллюзии, где жесткие границы стирались и сливались в аморфное целое, и это не казалось ей нереалистичным. Физические тела были иллюзией. Даже реальное существование людей как индивидуумов было неточным. «Это вполне соответствовало тем вопросам, которые веками задавали философы», – говорит Софи.
Тем временем шизофрения влияла на ее личность все глубже. Исчезли границы между внутренним и внешним мирами. «Внезапно все стало выглядеть так, будто мой внутренний мир открылся всем», – вспоминает она. Во время сеансов с психиатром ее все время спрашивали, получает ли она сообщения, скажем, по радио, или слышит ли она голоса. Пока сообщений и голосов не было, Софи не была уверена в том, есть ли у нее психотическое расстройство или нет. Она начала фокусироваться на объектах, пытаясь выяснить, общаются ли они с ней, а также концентрироваться на своих мыслях. «Именно это Луи [Сасс] называл бы гиперрефлексивностью в самом сознательном смысле – чем больше я концентрировалась на своих мыслях, тем более объективизированными они становились, тем больше я ощущаю их на слух», – говорит Софи.
Шизофрения изменила отношения Софи с ее телом. «Мои руки не выглядели как мои, – говорила она, – как будто был какой-то секундный разрыв между движением моей руки и осознанием того, что это действие совершила и задумала я».
То, что испытывала и продолжает испытывать Софи, является расстройством так называемого чувства личной инициативы. Это часть нашего чувства личности, которая дает нам осознание того, что мы производим действия. Если я поднимаю стакан воды, я знаю, что это именно я его поднимаю. Может ли нечто настолько само собой разумеющееся быть неисправным? И может ли это вызвать психоз – восприятие искаженной, несуществующей реальности? Ответ уходит корнями в эксперименты на рыбах, мухах и глазах, которые ставили в начала XX века.