Умей вертеться

Потом вернулась в машину и позвонила Григорьеву домой. Сан Саныч, видимо, уже разомлевший от домашних щей, а может, еще и от рюмочки домашней настойки, был настроен благодушно.

— Ты что суетишься-то, Танечка? — полковник даже на «ты» перешел. — Сделаем, все, что необходимо, сделаем. Но только завтра. Не раньше чем после обеда. Ты сейчас езжай в отделение и сдай материал в дежурную часть. Я ребятам позвоню, обо всем предупрежу. Только, думаю, толку от этого будет кот наплакал. Сама же сказала, что двое после преступника уж точно звонили.

— Но ведь попробовать-то можно! — горячо возразила я.

— Ну, уговорила, уговорила. Пробовать, конечно, надо все. Согласен. Волоки свои вещдоки в отдел. Я звоню ребятам.

* * *

Дежурный по отделению, майор необъятных размеров, слегка под мухой, разговаривал по телефону. Он молча взял у меня конверт и положил его на кучу бумаг на пульте рядом с недоеденным пирожком. Я стояла и ждала окончания разговора. Допустить, чтобы драгоценный конверт затерялся или чтобы в него пирожки упаковали, мне отнюдь не хотелось.

Он положил трубку и вопросительно посмотрел на меня:

— Еще что-нибудь, Татьяна Александровна?

— Я просто должна быть уверена, что конверт попадет по назначению, а не в мусорную корзину с пустыми бутылками.

Толстяк обиделся:

— У нас таких проколов не бывает. Не беспокойтесь. Все будет тип-топ.

— Ну-ну, — многозначительно произнесла я и, попрощавшись, вышла в ночь.

* * *

Дверь в квартиру Гусевых-Турищевых была едва прикрыта. Как и положено в таких случаях, она не запирается на замок; я толкнула ее и вошла.

Много мертвецов довелось мне в жизни повидать, но обычно свеженьких, так сказать, прямо из-под пули или из-под ножа. Я к ним привыкла. А вот когда покойник в гробу — это совсем другое дело.

В квартире витали специфические запахи горящих свеч, ладана, свежей стружки и чего-то другого, непонятного, в некоторой степени таинственного и даже пугающего. Словом, мне вовсе не хотелось проходить в гостиную, где лежала в гробу старушка. Но пришлось, елки-палки. Поскольку Нина не видела, как я вошла: она сидела у гроба матери. Я прошла и остановилась в дверях, поджидая, когда Нина меня заметит.

Несколько теток-соседок сидели на диване, тихо переговариваясь на темы, отнюдь не относящиеся к Елизавете Ивановне.

Тут опять открылась входная дверь. В прихожку шагнула высокая, прямая старуха в черном платке. Она молча кивнула мне и, пройдя к гробу, села на свободную табуретку; всхлипнула пару раз, вытерла глаза платочком:

— Ах, соседушка, соседушка. Да как же это? Тебе б жить еще да жить. — Старушки тут же переключились на обсуждение жизни и смерти Гусевой, а я тихо подошла к Нине, сидевшей спиной ко мне, и шепнула на ухо:

— Нин, давай на кухню выйдем.

Она молча кивнула и поднялась. Мы вышли.

— Тань, может, чаю поставить?

— Да какой чай?

— Давай все же поставим. Я сама весь день крошки во рту не держала. Умаялась. И Игорь тоже.

— А где он, кстати? — поинтересовалась я.

— Я уговорила его прилечь. Ему завтра тяжелый день предстоит. А потом, ты же знаешь, Тань, пока он остается в столь двусмысленном положении, ему стыдно людям в глаза смотреть, тяжело среди старух находиться. Понимаешь?

Нина, наполняя чайник, невольно всхлипнула. Потом поставила его на плиту, устало опустилась на стул, закрыла лицо руками и покачала головой:

— За что мне все это, Таня?

Я погладила ее по плечу и, кажется, напрасно это сделала. Надо было лучше прикрикнуть, поскольку плечи Нины затряслись. Она расплакалась не на шутку, приговаривая:

— Ну за что мне все это?! За что?

Ее плач постепенно перешел в бурные рыдания, а затем в икоту.

— Где у вас корвалол?

Она не прореагировала. Тогда я открыла навесной шкаф, порылась в нем, но, ничего подходящего не найдя, шагнула в гостиную и обратилась к старушкам:

— Корвалол нужен. Нине плохо.

— Сейчас, — высокая старушка поднялась, — я тут рядом, на одной площадке. Пойдемте, я вам дам.

Я двинулась следом за ней. Старушка оказалась как раз той соседкой, которой не было дома в день убийства. Пока она рылась в секретере в поисках необходимого лекарства, я бегло окинула взглядом ее обитель.

Уютная двухкомнатная квартира. Множество книг. Дверь во вторую комнату закрыта.

Мне хотелось бы с ней поговорить, порасспросить, но в квартире напротив безутешно плакала моя подруга. Стало быть, не время.

Тут корвалол был извлечен из секретера, и я вернулась к подруге.

Нина уже немного пришла в себя, но выпить лекарство я ее таки заставила. Чайник вскипел, и она, вздохнув, поднялась и принялась заваривать чай.

— Рассказывай, — попросила я ее.

— Что рассказывать-то?

— Странный вопрос. Ты будто не знаешь, что меня интересует. Про звонок, конечно.

— Ах, ну да! Я ж тебе еще не рассказала. Голова кругом идет. Ничего не соображаю, как сомнамбула. Позвонил тот же тип с глухим скрипучим голосом. Говорит как будто в нос.

Ну, с этим ясно: на трубку тряпку накинул, нос пальцами сжал, чтобы голос стал неузнаваемым.