Умеющая слушать

Мария принесла Юнасу полотенца и пачку свечей. Он сказал, что в воздухе опять пахнет дождем, но она ничего на это не ответила, не помогла ему, и, чтобы прервать молчание, он раздраженно воскликнул:

– Неужели я по-прежнему для тебя только некое явление, нечто пугающее, образ чего-то, что могло быть отцом?

Мария улыбнулась и сказала:

– Не стоит так волноваться.

– Почему же это? – спросил Юнас.

– Мы даем тебе время, – ответила она.

Ответ возмутил его.

Чуть позже в дверь постучали. Это был тот самый рыжий мальчик. Он сказал:

– Мне надо написать рассказ. Мама велела мне написать рассказ для дедушки, чтобы отблагодарить его.

– За что?

– За самодеры, которые он мне подарил. И мама велела попросить тебя исправить ошибки. Называется «На рыбалке». Прочитать или ты сам прочитаешь?

– Читай, – сказал Юнас, садясь на кровать. – Давай читай. Рассказ, наверное, про треску?

– Точно. «Однажды в прекрасный летний день мы отправились в море ловить треску на самодер, и погода была прекрасная».

– Ты повторяешься, – сказал Юнас.

– То есть как?

– Незачем два раза повторять, что погода была прекрасная.

– Но она и на самом деле была прекрасная. «Мы забрасывали и забрасывали дедушкины новые самодеры, но рыба не ловилась, поэтому мы поплыли на другую отмель, но и там не клевало. И тогда мы решили, что все равно ничего не поймаем, здесь трески нет. Пытаешься, пытаешься, а потом говоришь: хватит. Так что мы остались ни с чем». Мама говорит, что надо написать еще что-нибудь.

– Нет, – ответил Юнас, – думаю, она ошибается, ты сказал главное. Пытаешься, пытаешься, а потом остаешься ни с чем. Этого достаточно. Сколько лет твоему дедушке?

– Не меньше ста.

– Охотно верю, – сказал Юнас. – Когда ему исполнится сто пятьдесят, подари ему спиннинг. Вот тебе на мороженое. Пока.

– Пока, – ответил мальчик и ушел.

16

Июль перешел в август. Стиккан Блюмквист отправился с женой в круиз вокруг Аландских островов, оставив в лавке пакет. «Моему другу Юнасу». Две бутылки «Баллантайна». Весьма мило с его стороны. И на пригорке возле лавки люди были с ним милы – здоровались, улыбались, спрашивали, как, мол, там у вас, возле каменного поля. Казалось, ни один дьявол не в состоянии помочь ему справиться с трудной задачей – поддерживать в себе плодотворную ненависть.

Юнас махнул рукой на конспект. Наброски бывают опасны. Даешь великолепный выход накопившимся в тебе силам и идеям в эскизе или наброске и остаешься ни с чем. Хочешь развить, улучшить, а получается бледный, разбавленный кисель, ибо ты уже сказал все, что хотел сказать, пусть неуклюже, сумбурно, но ты выразил свои мысли и знаешь это, тебе дорог твой набросок, он тебя связывает, и ты не можешь двигаться дальше. Следовало бы вообще запретить двигаться дальше.

Недурно, это, пожалуй, можно использовать, только сформулировать получше. Но сейчас я не успею, я говорю с Игреком.

Каждый раз, когда Юнас говорил с Игреком, он шел на каменное поле. Иногда он поднимал камни и бросал их в сторону. Бросать камни было даже приятно. Физическая работа казалась честнее и достойнее умственной.

Возможно, я не могу писать о тебе потому, что ненависть – это как несчастная любовь: человек так глубоко погружен в свое несчастье, что еще не в состоянии связно и убедительно сформулировать свои мысли. Лишь какое-то время спустя он способен взглянуть на все со стороны и, так сказать, вновь обрести глубину и яркость чувств, но на этот раз уже без помутнения рассудка.

Я ненавижу тебя до глубины души.

Но лишь тобой я сейчас живу. И с горечью восхищаюсь твоей способностью видеть людей насквозь и мгновенно узнавать, что они собой представляют: все их слабости, на чем можно сыграть, чтобы добиться своего, а если у них нечего взять, то уйти и забыть, навсегда. У тебя не бывает сомнений, ты решаешь мгновенно и деловито и сообразно с этим действуешь, ты никогда не разочаровываешься, ведь разочарование удел малодушных. Результат ошибочных оценок и бесцельно потраченного времени. Тебе не приходится досадовать, потому что ты всегда делаешь правильный выбор, и тебе незнакомо волнение, потому что ты не допускаешь возможности ошибки, неудачи. Я твердо уверен, что у тебя не бывает ночных кошмаров. Наградить тебя кошмарами? Твоя жизнь, или оставшаяся тень твоей жизни, сейчас у меня, в моих руках. Понимаешь? Сделать так, чтобы твои дети ненавидели тебя? Заставить тебя изведать, что переживает человек, внезапно осознавший свою полную одинокость? Я не употребляю слово «одиночество», об одиночестве болтают все кому не лень, к чему говорить об очевидном; и еще одна вещь, от которой меня тошнит, – болтовня про поиски своей индивидуальности. Ах, какое замечательное, литературное выражение! Кокетничают, валят с больной головы на здоровую, ничего не ведают, я плюю на них, во всяком случае, я плюю на поиски своей индивидуальности.